Серый коршун - Андрей Валентинов

И ей тоже страшно.

Караван добирался до Фив десять дней. Приходилось везти с собой все, необходимое в подобных случаях – от тирских златотканных плащей до бронзовых треножников для фиванских храмов. Вдобавок, подарки невесте, жениху, его родне. И ко всему этому – полдюжины базилеев со свитой. Я взял с собой самых преданных – и самых ненадежных. А по бокам, впереди и сзади – полсотни усатых шардана.

Прет всю дорогу молчал. Он даже не успел справить тризну по брату, и теперь был черен, как ночь. Его молчание мне чрезвычайно не нравилось. Вновь стало казаться, что парень мне не верит, считая виновным в гибели Эгеона. Я не пытался заговаривать с ним, понимая – доказать ничего не смогу. Даже Дейотара сообразила, что Прета надо оставить в покое. Поговорить с ним я смогу позже – когда найду настоящих убийц.

Дорога была знакомая, по крайней мере до Аргусы. Мы специально завернули туда, чтобы забрать с собой местного базилея. Там же меня ждал один из комавентов, занимавшийся расследованием. Увы, ничего нового о гибели Эгеона узнать не удалось. В Аргусе я думал встретить Афикла и тоже взять его в Фивы, но потомок богов оказался неуловим. По слухам, ему сообщили, что где-то на севере появились странные птицы с медными перьями, и Афикл поспешил направиться туда для полного истребления оных. Наш Гильгамеш был явно неравнодушен к тварям божьим...

Заодно я узнал, что мой приказ выполнен. Прах Гелена, сына Ифтима, перенесен в родовой толос под Лерной. Непредсказуема воля богов! Не будь случайной стрелы, Гелен, а не я ехал бы сейчас в Фивы. Интересно, как бы он управился с делами? И почему боги выбрали из двух самозванцев именно меня?

«То что задумал Гелен – все исполнится, но не Геленом.» Боги Вилюсы не ошиблись...

Фивы показались мне весьма похожими на Микасу. Те же стены, те же храмы, те же полуземлянки у ворот. Разве что все это еще меньше, еще грязнее. Я уже привык – таких городов, как Баб-Или, мне уже не увидеть.

Крысиная нора...

На этот раз в норе было весьма оживленно. Крыс набилось без числа – одних базилеев, не считая их супруг, было до полусотни. С этими козопасами, имевшими по одному парадному фаросу, переходившему от деда к внуку, можно было особо не церемониться. Но имелись крысы и покрупнее.

Самой крупной крысой считался, конечно, я. За эти полтора года удалось с грехом пополам разобраться в здешних порядках. Ахиява чем-то походила на Хаттусили: сильный центр и рыхлые окраины, подчинявшиеся от случая к случаю. Мои ближайшие соседи: Пилос и Орхомен, а также дюжина небольших остров в Лиловом море на словах призвали мою власть, однако, на деле стали самостоятельными еще в незапамятные времена. Базилей Пилоса давно уже именовал себя ванактом, хотя в переписке со мной предпочитал не употреблять этот титул. С Орхоменом Микены время от времени воевали, на чем и сломал себе шею покойный Ифимедей. Островные базилеи держались вежливо, порой присылали подарки – но не более.

Такое положение было терпимым, по крайней мере пока. Сильный враг, подобный кровожадным каска, нападавшим на Хаттусили, отсутствовал. С Пилосом обычно удавалось договориться, Орхомен – точнее, его базилей – изрядно струсил, узнав о смерти Ифимедея, и старался держаться лояльно. С островными владыками я не ссорился, но постепенно увеличивал флот.

Фивы кичились своей независимостью. Лет сто назад кто-то из микенских ванактов захватил их, но фиванцы отбились и теперь всячески подчеркивали свою свободу. Фиванский базилей держал под своей рукой дюжину вождей с севера – угрюмых дикарей, постоянно ссорившихся из-за пастбищ и угнанных коров.

С прочими можно было не считаться, но оставалось еще море. Там царил ванакт Кефтиу – острова, который в Ахияве предпочитали называть Крит. Он гордился давней славой Миносов, от которых ныне не осталось даже гробниц, подкрепляя свои претензии флотом из нескольких сот чернобоких судов, вполне пригодных для боев в узких проливах между островами. Ни Тир, ни Сидон, ни Вилюса в эти воды не совались, и ванакт Крита чувствовал себя вполне уверенно.

Это – море, но была еще земля за морем. Лет сто назад одно из племен откуда-то с севера высадилось на берегах Хаттусили и отвоевало немалый кусок земли. Теперь там было царство Милаванда, наш оплот на востоке. Ванакт Милаванды ладил и с хеттийцами, и с Ахиявой, но смотрел все-таки в нашу сторону.

Таков был расклад в этой большой игре в кости. Мне предстояло познакомиться с игроками и сыграть партию-другую. Не зря же мы съехались в Семивратые Фивы!

Конечно, все приехали на свадьбу. Признаться, ни жениха, ни невесту я толком не разглядел, да и не пытался, даже не стал слушать, с кем дочка базилея успела переспать перед свадьбой. На подобные церемонии я насмотрелся еще в Баб-Или, а после роскоши Врат Бога жалкие потуги козопасов только смешили.

...Порою, впрочем, становилось не до смеха. На церемониях, особенно в присутствии жен, все держались относительно пристойно, зато вечерами начинались пиры. К счастью, благодаря моему положению самой большой крысы, я имел возможность пить по желанию, пропуская бесконечные здравицы, дабы не превратиться, подобно гостям колдуньи Кирки, в свиней. Остальные охотно шли на это, облевывая столы и насилуя несчастных флейтисток прямо в пиршественной зале. Наемники тоже любят погулять, особенно после удачного похода, но до подобного мы не доходили. К тому же в Баб-Или пьют прекрасное пиво, о котором тут слыхом не слыхивали, – а здешнее вино кого угодно превратит в свиней.

Итак, крысы и свиньи еженощно обгаживали дворец. Я охотно отпускал туда своих базилеев и кое-кого из даматов. Сам же, выпив – или вылив под стол – первую чашу, отправлялся в полутемный мегарон, где собиралась совсем другая компания.

Собственно для этого мы и приехали. Мы – это прежде всего четыре ванакта – Микен, Крита, Милаванды и Пилоса. Пятым был хозяин дворца, шестым же Кодр, хитрый одноглазый старичок, базилей небольшого города Атаны. Его здесь очень уважали – и не зря. Он был старше нас и помнил все, вплоть до Великого Потопа.

Первым говорил, как правило, хозяин. Фиванский базилей был старше меня лет на пятнадцать, но еще крепок, силен – и очень себе на уме. У такого опасно просить в долг даже луковицу – обманет и заберет за процент и поле, и дом, и сад. Звали этого богоравного Гарп – почти как пса из моего ночного кошмара.

Но слушать Гарпа было интересно. Я быстро узнал, что подобные встречи здесь проводят регулярно, приурочивая их к различным свадьбам, поминкам, иногда – большим охотам. На прошлой такой встрече в Пилосе (кажется, это были чьи-то поминки) покойный Ифимедей умудрился перессориться со всеми. С тем большим интересом ванакты присматривались ко мне.

Вначале я помалкивал. Не хотелось демонстрировать свой акцент, к тому же о многих обсуждаемых делах я знал слишком мало. Тем более, вначале разговор пошел о проблеме, мало беспокоившей Микасу – о лешаках.

...Это странное название я услыхал впервые еще в Хаттусили. Какие-то племена, грозившие Ахияве с севера. Хеттийцы звали их «даруша» – лесные оборотни, лешаки. Здесь предпочитали именовать дорийцами.