Аристократ из другого мира 1 и 2 - Алексей Калинин

— Да-да, я сам. Мне вдруг стало так грустно, так печально, что я разбежался и попытался пробить головой стену. Неудачно ударился лицом, вот и потерял зуб. Господин Малыш тут ни при чем, — сразу же подхватил Кикути.

Он был готов юлить, оправдывать своих похитителей, падать на колени и каяться во всем. Жалкое зрелище. Я бы посочувствовал ему, но… Но он же работорговец!

И он хотел продать в рабство Шакко и Кацуми!

Мало того, что занимался спаиванием и похищением девчонок, так ещё их потом и продавали. А в неволе вряд ли заставляли заниматься вышивкой крестиком…

В прошлой жизни я участвовал в спецоперации по устранению крупного наркобарона. Дом у него был — защищенная крепость, скажу я вам. Почти три часа воевали, пока не ликвидировали всех, кто отбивался. И в одном из подвальных помещений мы обнаружили мужчину и двух женщин.

Уже потом выяснилось, что это были туристы, которые путешествовали на своей машине. Люди барона остановили мужчину, его жену и дочку на дороге, ограбили, а потом сделали рабами. Им просто не повезло оказаться не в том месте и не в то время.

Бандиты держали рабов в подвале, выпуская только по ночам: убирать территорию, чистить выгребные ямы, мыть машины. Дочку и жену поначалу пользовали как женщин, но потом стали брезговать, когда скотское отношение превратило их из людей в животных.

Мы им дали хлеба, сухпаек и пришлось даже отбирать часть еды, чтобы не отравились избыточной едой. Так было, когда давали пленникам Освенцима хлеб — они съедали буханку за раз и тут же падали замертво, так как желудок не был готов справиться с таким количеством еды.

Младший сержант с трудом отобрал еду, чтобы отдать позже, когда включится в нормальное функционирование пищеварительная система. Младшая женщина тут же упала на спину и расставила ноги, умоляя взять её, даже вдесятером, лишь бы мы дали ещё кусочек хлеба... В горле встал ком не только у меня, когда мы смотрели на эту семью, которую лишили права не то, чтобы на свободу — право видеть солнце.

Вот и сейчас, смотря на этих улыбающихся заискивающе мужчин в грязном нижнем белье, я видел вовсе не трех жертв произвола, а троих мразей, которым воздается по заслугам. Перед глазами вставала картина ни в чем не повинной семьи. Доведение до скотского состояния недавнюю благополучную ячейку общества. И если я сейчас, из человеколюбия, прикажу освободить этих троих, то они вряд ли поймут урок...

Да, это будет правильно, с одной стороны, но...

— Господин Кикути, вас и ваших друзей вскоре освободят. Сейчас я отчитаю своих нерадивых друзей и сразу же освобожу вас, — с вежливой улыбкой я взялся за ручку двери.

— Не стоит их отчитывать очень уж сильно. В конце концов мы сами неправы, что подошли в тот день к этим красивым женщинам, — ответил Кикути. — Знали бы... Да ни в жизнь бы не подошли!

Ему бы ещё перекреститься широким взмахом руки... И ведь ни слова о том, что не собираются прекратить свою деятельность. Это настолько вжилось в их натуру, что они и после освобождения продолжат работорговлю.

В душе шевельнулась черная сущность. У меня появилось желание взять, да и отмудохать этих трех уродов. Отмудохать так, чтобы они полтора года под себя ходили, а всё оставшееся время могли тянуть кашку через трубочку. И я понимал, что это было бы гораздо правильнее, чем просто отпустить их.

Но с другой стороны... Это будет неправильно.

— Надеюсь, что вы никогда больше к ним не подойдете. А я сейчас устрою взбучку и попрошу своих друзей извиниться перед вами. А как только они извинятся, так сразу же освобожу вас. Подождите немного, господа...

— Да? — с надеждой взглянули на меня три пары глаз. — Это превосходно, господин хинин! Это чудесно! А что нам делать, пока вы отчитываете своих друзей?

— Пока что можете продолжить чистить батат. Можете на каждом новом батате вырезать улыбающуюся рожицу. Это отвлечет вас от грустных мыслей, — после этого я закрыл дверь.

Мотнул головой, показывая на выход. Мол, тут могут слушать. С той стороны двери и в самом деле послышался шорох, как будто крысы снова начали прислушиваться к мягким шагам кота.

Мы вышли в основной зал. Кацуми, Шакко и Малыш смотрели на меня с легкой угрюмостью, одна Аяка виновато опустила глазки.

— Ребята, я не осуждаю вас в этом, — сказал я жестко. — Не осуждаю, поскольку вы сделали то, что я сделал бы на вашем месте. Но вот что не сказали, держали в тайне — вот это вот немного обидно. Зачем вы так?

Четверка переглянулась. Теперь виновато опустили глаза все четверо. А я не зря задал этот вопрос. Я выжидал — кто ответит? Таким образом надеялся выявить зачинщика.

— Потому что мы боялись, как бы ты не воспротивился этому, Изаму-кун, — сказала Кацуми.

Ага, вот кто был организатором похищения и пленения.

— Мы хотели им показать, на что они обрекают своих жертв, — поддержала подругу Шакко. — Пусть побывают в их шкуре...

А эта особа сразу же подхватила идею. Ну, насчет Малыша можно было даже и не думать — он пошел на поводу у двух девчонок. Отправился мстить, как истинный рыцарь, за свою даму сердца.

— Девочки, ну нельзя же так грубо, — покачал я головой. — Ребята, я делаю вам выговор, что вы не сказали мне про это. Я бы придумал что-нибудь поизящнее для наказания этих уродов. А теперь... Теперь все осознали свою вину? Вот и хорошо, надеюсь, что в дальнейшем вы не будете хулиганить... Без меня. Аяка, ты же вроде как рисуешь неплохо?

— Ну да, — ответила та немного удивленно. — А при чем здесь это?

— Краски есть?

— Здесь нет, но в магазинчике дяди Ли можно найти. Он тут, через дорогу, — махнула она в сторону выхода.

— Тогда купи черную и белую. Малыш, а ты позвони Мрамору и скажи, чтобы взял с собой пяток ребят на байках и ехал сюда. По пути пусть прихватит...

В общем, спустя полтора часа, в ходе которых кафешка была закрыта, всё было готово. Я не трогал троих работорговцев. Не касался их пальцем. Я сделал выговор ребятам, как и обещал. Я освободил Кикути и его коллег, как и обещал.

Даже ребята извинились перед троицей. Правда,