Козырной стрелок - Андрей Ильин

И выходит, что некто Иванов не просто мочит не понравившихся ему граждан, а мочит конкурентов. Таких, как покойный Петр Семенович. И таких, как уголовники. Которые тоже что-то такое про те деньги узнали.

То есть получается, что к швейцарской кассе, где выдают партийное золото, выстраивается целая очередь. Очень длинная очередь. Уменьшающая шансы на удачу каждого в ней стоящего с каждым вновь в нее встающим.

Еще потому уменьшающая, что у каждого в ней стоящего уменьшаются шансы на жизнь. Так как смертность среди них намного опережает средние показатели.

И что следует предпринять ему, Юрию Антоновичу, теперь, когда определился его противник? Когда он наконец узнал, откуда уши этого Иванова растут.

Что ему делать?

Форсировать события, чтобы успеть взять деньги самым первым?

Хорошо бы. Только вряд ли удастся первым. Потому что те, что были до него, тоже хотели быть первыми. А стали — последними. Навсегда последними.

Нет. Протиснуться к кассе вперед очереди не удастся. Тогда надо... Тогда остается... Тогда остается поступить так, как поступает Иванов. То есть начать убирать из очереди конкурентов. До тех пор, пока окошко кассы не станет свободным. Причем начать надо с самого главного конкурента. С того самого Иванова.

Потому что если не начать с Иванова, то Иванов в конце концов доберется до него, Юрия Антоновича. И убьет его точно так же, как всех предыдущих претендентов на золото.

Потому что Юрий Антонович тоже конкурент в борьбе за партийные миллионы.

Из чего следует, что все свои усилия надо сосредоточить на Иванове. Только на Иванове. В первую очередь на Иванове.

Через день Юрий Антонович собрал своих соучаст... простите, сподвижников. И поставил вопрос ребром.

— Дело не в деньгах. Уже не в деньгах. Дело в моей и вашей жизнях. Он считает это золото своим. И, оберегая свои богатства, начал чистку всех, кто что-либо знает о золоте. Я и вы знаем об этом золоте. Значит, рано или поздно он доберется и до нас. И убьет вас и меня.

Юрий Антонович мухлевал. Мухлевал сознательно. Ему нужно было запугать своих сотоварищей, чтобы они приложили максимум усилий для розыска Иванова и тех, кто за ним стоит. Партийные деньги были не самым лучшим стимулом. Собственная жизнь — гораздо лучшим. Во имя спасения своей жизни они землю будут рыть. А ради только денег... Деньги у них и так есть.

— Что это за фрукт такой, Иванов?

— Который, если тебя послушать, страшней атомной бомбы!

— Ладно тебе пугать. Видели мы таких Ивановых... — хмыкнули сотоварищи.

— Таких — не видели, — мрачно сказал Юрий Антонович. И выложил на стол пачки переснятых его эмвэдэвским другом из уголовных дел фотографий.

— Что это? — спросили сотоварищи.

— Это его жертвы. Которые тоже сомневались в его возможностях. Вот эти — по первому эпизоду. Вот эти — по второму. Эти — по третьему. А эти, четырнадцать, по четвертому.

— Сколько, сколько по четвертому?

— Четырнадцать! Четырнадцать трупов хорошо вооруженных уголовников!

— Ты хочешь сказать, он их... один? Хотя они были вооружены.

— Один!

— Брось. Такое только в кино бывает...

— И еще в поселке Федоровка. И на улице Агрономическая. И на улице Северная два раза.

— Может, это не он? Вернее, не один он. Может, ты вообще все это сочиняешь.

Юрий Антонович зачитал выдержки из томов уголовных дел. Про «пальчики», пистолеты и извлеченные из тел пули.

— Ё-моё!

— Кто он? — уже гораздо более серьезно спросили соратники.

— Я предполагаю, что военный разведчик. Вернее, военный диверсант. Который всю жизнь учился убивать. И всю жизнь убивал. Для которого эти четырнадцать — всего лишь отделение.

— Почему ты решил, что он военный?

— Пистолет, из которого Иванов убил нескольких человек, был похищен со спецскладов ГРУ. Причем так похищен как мог похитить только человек, работающий в этой системе.

— И все?

— Нет. Еще почерк убийств. Почерк, да. Почерк был налицо.

— ГРУ — это серьезно, — мрачно сказал один из присутствующих. — Я их знаю. Они вначале мочат, а потом разговаривают. Потому что так привыкли. Привыкли убивать два десятка, прежде чем захватить одного того, который нужен.

— Что ты предлагаешь делать? — спросил другой.

— Строго говоря, у нас есть два выхода. Первый — уйти. Второй — драться.

Уходить от вожделенных миллионов никто не хотел. Драться чужими руками — почему бы и нет.

— Что ты подразумеваешь под дракой?

— Поиск этого Иванова и стоящих за ним людей. И уничтожение этого Иванова. И если их это не остановит — этих людей.

— Это не слишком?

— Не слишком. Или мы их, или они нас. С ними надо говорить на понятном им языке. Языке силы. Ну что? Согласны? Присутствующие молча кивнули.

— Тогда я прошу всех вспомнить свои знакомства в милиции, Безопасности и Министерстве обороны.

— Зачем вспомнить?

— Чтобы вычислить этого Иванова. Или с их помощью организовать на него всероссийскую облаву. Мы должны найти и уничтожить Иванова как главную боевую силу наших конкурентов. Мы должны расчистить себе путь к швейцарским сейфам. Потому что у нас нет другого выхода. Что вы на это скажете?

— У меня есть человечек в Первом Главном управлении ФСБ.

— У меня — в Министерстве обороны.

— У меня...

...Пять потерпевших на улице Агрономическая по первому эпизоду...

Один со спиленными зубами и перерезанным горлом на улице Северная — по второму эпизоду...

Четверо на улице Северная — по третьему...

Вполне возможно, что трое — два года назад из того же оружия, что по третьему эпизоду, по четвертому эпизоду... Четырнадцать в поселке Федоровка — по пятому...

— Сколько, сколько? — переспросил министр внутренних дел.

— Четырнадцать, — повторил докладывающий ему министерский проверяющий. — Четырнадцать по пятому эпизоду.

— Ты хочешь сказать, он их один? Всех? — переспросил министр и нервно задергал глазом.

— С абсолютной уверенностью сказать нельзя, но если исходить из данных предварительного следствия...

— Один?

— Если исходить из данных...

— Может, ты чего путаешь?

— Может быть. Но существующая доказательная база...

Отпечатки пальцев, акты экспертиз, свидетельские показания по первому эпизоду... По второму эпизоду... По третьему эпизоду... По пятому эпизоду...