Дом на полпути - Эллери Квин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже почти стемнело, в воздухе разлилась прохлада.
— Это ты-то? — с некоторой горечью усмехнулась Андреа. — Если ты был дураком, Билл, то как меня назвать?
— Вот и хорошо, — ввернул Эллери, — тем самым вы избавили меня от необходимости давать вам характеристики.
— Это была ловушка. — Он почувствовал, как пальцы девушки впились ему в руку. — Телеграмма!
— Нам все известно о телеграмме. Что произошло?
Андреа вдруг подпрыгнула:
— Мама! Мне надо обязательно к маме.
— Бояться нечего, Андреа. Телеграмма была подложной. Это не ваша мать ее послала. Кому-то надо было заманить вас сюда.
Андреа поежилась:
— Отвезите меня к маме, пожалуйста.
— А вы разве не на машине приехали?
— Нет. Поездом. А сюда пешком от станции. Ну, пожалуйста.
— Теперь-то у вас есть что нам рассказать? — поинтересовался Эллери.
Андреа машинально прижала ладонь к губам, оставив на них следы грязи.
— Мне надо сначала все обдумать.
Эллери внимательно посмотрел на нее. Затем сказал просто:
— Моя машина, как вам известно, двухместная. Впрочем, есть откидное сиденье.
— Я сяду на откидное сиденье, — быстро предложил Билл.
— Да мы и так можем разместиться втроем, — заметила Андреа.
— Чьи колени вы предпочитаете? Мои или нашего друга?
— Я поведу, — вызвался Билл.
— Ну уж нет, — твердо заявил Эллери. — Эту машину водит только доктор Квин. Боюсь, вам не повезло, Андреа. Таких малокомфортабельных колен, как у Билла, по всему свету днем с огнем не сыскать.
Билл, презрительно выпрямившись, зашагал к машине. Андреа запустила пальцы в волосы и улыбнулась:
— Что ж, значит, у меня шанс узнать это на собственном опыте.
Эллери вел машину с отсутствующим видом, тихо насвистывая. Билл сидел рядом с ним, прижав руки к бокам, словно посаженный на кол. Разговор не клеился. Лишь временами Андреа подсказывала Эллери, куда ехать. Машину бросало из стороны в сторону явно сверх всякой необходимости. Можно было подумать, что Эллери не мог преодолеть едва заметные вмятины на шоссе.
* * *
Андреа вышла к ним в цветники на склоне через пятнадцать минут после приезда. Она переоделась, сменив грязную одежду на нечто нейтральное, в пастельных тонах — в сумерках цвет определить было невозможно — и теперь сидела в плетеном кресле. Некоторое время они молчали. Цветники и лужайки еще отдавали влажное тепло — дань утренним поливкам и жаркому дневному солнцу. Мягкий влажный воздух приятно обволакивал уставшее тело, а аромат цветов ублажал обоняние. Внизу вдали текли быстрые темные воды Саунда. Кругом царили мир и покой.
Андреа откинулась на спинку кресла и сказала:
— А мамы здесь нет. Я так рада.
— Нет? — спросил Эллери и нахмурился, попыхивая своей трубочкой.
— Она в Керью, у своих старых друзей. Я попросила служанку, чтобы она ничего не говорила о том, в каком виде я сюда приехала. Незачем попусту ее беспокоить.
— Разумеется. Вы, Андреа, напоминаете мне героиню одного из этих беззаботных фильмов. Переоделись — и все в порядке!
Она улыбнулась, слишком усталая, чтобы отвечать. Но Билл напряженным суровым голосом спросил:
— Итак?
Андреа ответила не сразу. Вдруг, как из-под земли, перед ними вырос лакей с подносом, на котором стояли три запотевших стакана с напитками. Его помощник тут же поставил столик и накрыл его скатертью. Все это слуги проделали быстро, без единого слова, а затем исчезли так же внезапно, как появились.
Андреа все так же молча сделала глоток, поставила стакан, поднялась и принялась ходить от куста к клумбе и обратно, стараясь не смотреть на молодых людей.
— Андреа, — терпеливо напомнил Эллери, — не пришло ли время?
Билл нагнулся к столику, судорожно вцепившись в стакан, да так и остался сидеть в этой неудобной позе, напряженно следя за нервными движениями девушки.
Андреа задумчиво коснулась пальцами восковых лепестков гладиолуса. Потом круто повернулась и прижала пальцы к вискам.
— О, как же я устала держать это при себе! — со слезами на глазах воскликнула она. — Это был кошмар. Мне кажется, еще день, и я сошла бы с ума. Вы не знаете, вы просто не представляете, через какую пытку я прошла. Но это же несправедливо, почему это все так вышло?
— Помните слова Браунинга в «Кольце и книге» о «великой правде беспредельного зла»?
Андреа заметно успокоилась и со вздохом вернулась в плетеное кресло.
— Мне кажется, я понимаю, что вы хотите этим сказать. Может, в этом зле есть свое добро. Нет худа без добра, так, что ли? Я и сама об этом думала. Заставляла себя так думать. Но теперь, — почти шепотом продолжила она, — и сама не знаю. Я вообще ничего больше не понимаю. У меня голова кругом идет, как только я начинаю об этом думать. А сейчас я просто боюсь.
— Боитесь? — переспросил Эллери. — Да, думаю, вы боитесь, Андреа. Но неужели этот страх не наводит вас на мысль, что мы хотим помочь вам и бедной Люси Уилсон? Неужели вы не видите, что объединенными усилиями мы сможем победить этот страх и избавить вас от опасности, угрожающей вам?
— Вы знаете? — удивилась Андреа.
— Не все, конечно. Может, половину. Я знаю, что в ту ночь, когда вы были в этой хижине на Делавэре, что-то произошло. Произошло с вами. Я думаю, Андреа, что эти обгорелые спички и жженая пробка были правильно выявлены во время суда над Люси. Убийца написала этой пробкой вместо карандаша записку. Записка исчезла, но вы там были, понимаете? Значит, записка предназначалась вам. И все ваши последующие поступки ясно доказывают, что в этой записке убийца угрожала вам. — Эллери поднял руку и нетерпеливо разогнал дым от трубки. — Но все это гадания. Мне нужны факты, мне нужна правда от вас, как единственного свидетеля, который был рядом с убийцей и может эту правду восстановить.
— Но это ничего вам не даст, — прошептала Андреа из сгущающейся темноты. — Я вас не обманываю. Ну неужели вы думаете, совесть позволила бы мне молчать? Неужели вы действительно думаете, что, несмотря ни на что, я не рассказала бы, что знаю, если бы считала, что это поможет Люси?
— Может, лучше предоставить судить об этом мне, Андреа?
Девушка вздохнула, словно сдаваясь.
— Все, что я говорила вам до сих пор, в основном правда, но не полная. Я действительно получила ту телеграмму, взяла родстер Берка и поехала в ту субботу в Трентон.
— И дальше?
— Первый раз я приехала туда часов в восемь. Погудела, но никто не вышел. Я вошла. Внутри никого не было. Я увидела мужские костюмы на вешалке, стол, все это поразило меня. Было в этом что-то подозрительное, что ли, и я вдруг почувствовала, как бы это объяснить... что здесь произошло что-то страшное или должно произойти. Я выбежала, вскочила в «кадиллак» и помчалась в сторону Кэмдена, чтобы по пути обдумать увиденное.