Тестировщик миров - Владимир Перемолотов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эх, профессор, – вздохнул я. – Следили бы вы лучше за своей морковью…
Он понял, что решение принято, и небрежно отмахнулся:
– За всем не уследишь…
* * *
Второй недавний и невольный соратник встретил нас радушно. В сопровождении Цаплера я обошел весь дом, получая разъяснения по всем интересовавшим вопросам. Поставив Зунду на крышу – вести наблюдение, – мы оставшейся компанией пошли к лабораторным огородам. То, что мы увидели, поражало воображение. Речь, конечно, не шла об оборудовании, хотя такого я тоже не видел, но вот плоды их труда…
Профессора, видя азарт в наших глазах, распоясавшись, показывали химерические творения своего разума – шрапнель-капусту, разрывной репейник, взрывчатые тыквы и тому подобные штуковины.
– Все, что вы тут видите, – рассказывал Самомото, – продукт многолетней работы нашего тандема с профессором Цаплером. Правильно говорят – время одиночек в науке прошло. Поэтому мы работаем вдвоем. Все это… – Он величаво показал на грядки, засаженные привычного вида зеленью, – смертельно опасно… Это опаснее бомб, снарядов именно из-за своего невинного вида. Что может быть естественней моркови? А что она может сотворить, вы уже видели. Мы могли бы дать вам почитать новые сводки полицейского управления, но…
– Но скромность наша не позволяет этого сделать, – закончил Папа Цаплер. Они явно напрашивались на комплимент.
– Профессор, – обратился я к Цаплеру. – Все, что вы тут нам показали – это, так сказать, крупный калибр… А ваш горох? Я не забыл нашей первой встречи…
Цаплер ухмыльнулся. Покопавшись в жилетном кармане, он двумя пальцами вытянул оттуда горошину и, словно бриллиант, продемонстрировал ее нам:
– Хороша штучка, правда?
В голосе его звучало то одобрение, с которым пожилой вообще-то профессор мог бы оценить фигурку хорошенькой студентки, но никак не смертоносное оружие.
– Ну, – сказал я.
– Горох – это наша несомненная удача! Так сказать, бриллиант нашей коллекции!
Зеленая крошка каталась между профессорских пальцев, норовя выскользнуть. Мне пришла в голову забавная мысль.
– Кстати… Вы патриоты?
– С чего вы взяли? – удивились профессора. – Скорее уж космополиты… Наука не признает ни границ, ни наций, а мы с ней заодно!
– Странно… Уж больно у вас патриотичный набор овощей. Все дары родной природы.
– Ну что вы… Мы работаем широко. Недавно вот случился взрыв в «Эксельсиоре» Не слышали?
Я ухмыльнулся:
– Как же, как же… Слышали.
– Официально считается, что там что-то с газом оказалось не в порядке, а на самом деле там детонировал один из наших ананасов!
Он посмотрел на меня так, словно ждал похвалы. Не дождался. Не стал я ему рассказывать, как они нас выручили своим ананасом. Профессор и не подумал настаивать, запустив беседу дальше:
– Вы знаете, что доставляет нам наибольшие хлопоты?
– Судя по всему, транспортировка… э-э-э-э… плодов?
– Именно! – Самомото одобрительно ткнул меня пальцем в грудь. – Вся наша продукция взрывается традиционно – от удара. Тут глаз да глаз за всем нужен. Исключение только одно – свекла. Она взрывается от повышения температуры, но мы почти не курим, так что с этим проще… Так вот горох у нас получился почти идеальным оружием – в пассивированной оболочке. Тыквы, кстати, тоже, но там, сами понимаете, калибр другой.
Зорбич вопросительно наклонил голову.
– Посмотрите, – не стал ничего объяснять профессор. Он положил горошину на пол и, искоса поглядывая на гостей, ударил по ней каблуком. Горошина отчетливо хрустнула. – Вот и все. Но вся штука состоит в том, что стоит несколько секунд подержать ее во рту, как слюна разрушит внешнюю оболочку и…
– Бум, – сказал Гекча.
– Именно! И довольно большой «бум»!
– А если подержать ее несколько минут? – поинтересовался Гекча.
– Я сам не пробовал и вам не посоветую, – суховато отозвался Цаплер. Не оценил юмора.
Самомото присоединился к нему.
– Вообще-то можно предположить, что случится, – сказал он. – Получать пощечины и зуботычины станет смертельно опасно. И чихать, видимо, тоже…
Предводительствуемые профессорами, мы прошли на полигон, где хозяева показали нам свою продукцию в действии. Сняв пиджаки и засучив рукава рубашек, они начали швырять овощи. Весело, словно расшалившиеся дети, ученые выкрикивали:
– А вот картошка!
Картошка улетала, и через секунду земля вздрагивала от грохота.
– А вот яблочко! А каков огурчик?
Там, где фрукты и овощи соприкасались с землей, возникала вспышка и раздавался треск, как от электрического разряда…
Умаявшись, профессора остановились.
– Вам не предлагаем, так как все же есть в нашем деле своя специфика, а у вас нет нужной сноровки.
Папа Цаплер вытащил из-под лацкана пиджака недлинную, с ладонь, прямую трубку.
– После того, что мы вам сейчас показали, горох, безусловно, не столь эффективен, тем не менее…
Он закатил за щеку пять горошин и, несколько секунд покатав их во рту, очередью выпустил в сторону бетонного куба, стоявшего в десятке шагов от нас.
Горошины угодили в верхний угол и срезали его напрочь!
– Вы позволите? – не удержался я.
– Да ради бога…
Цаплер достал еще одну трубку и горсть гороха.
– Хотя… – Он убрал трубку за спину. – Вы давно посещали стоматолога?
Я улыбнулся, угадав направление профессорских мыслей.
– Успокойтесь, профессор, у меня ни одного дупла. Зубы – как у новорожденного!
– Ну смотрите… Хотя на всякий случай давайте-ка по одной штуке…
Одну за другой я выплюнул три горошины. Последняя стукнулась в стену, с которой посыпался щебень.
– А ведь посмотришь – все детская игрушка.
Уважения к овощам у меня после этого только прибавилось. После столь впечатляющей демонстрации мы прошли в библиотеку – курить сигары и пить коньяк. Разговор завязался о сложностях, с которыми ученым приходилось сталкиваться в работе. Профессора очень увлекательно рассказывали о том, что и как они преодолевали. Наслушавшись, Зорбич не без зависти сказал:
– Да… Занятие у вас сродни нашему. Опасно, и нос утереть некому…
– Насчет опасности и всего прочего – да, – согласился Самомото, – а вот насчет нос утереть… Находились, знаете ли, такие, что пробовали.
– И как?
– Да как вам сказать… Отчасти даже, пожалуй, можно сказать, что и утерли…
– Быть такого не может! – искренне удивился я.