Живописец теней - Карл-Йоганн Вальгрен

Андерс Сервин раздраженно потряс мобильником, поднес ко рту ингалятор и сделал три глубоких вдоха.

– Короче говоря, надо отсасывать у народа жир, пока он не влезет в стандарт! Тут мы и появляемся на горизонте! Мы отсосем у этих баб весь жир, их никто не узнает! Мы сделаем их народными героинями! А знаешь ли, сколько в стране толстяков?

– Много…

– Миллионы! Двадцать процентов населения страдает ожирением! И эта группа все растет. А почему она растет? Потому что люди несчастны. А люди, когда они несчастны, утешаются чем? Они утешаются жратвой. Ты разве не видишь логики? Не видишь, как наш формат влезает в современность, как рука в перчатку? Мы не можем без конца унижать людей, они от этого устают. Мы хотим показать счастье! Счастье отсосанных, когда они станут изящными и свежими…

Андерс Сервин уставился на него взглядом полководца.

– Надо найти общую точку, – пробормотал он. – Эти женщины будут представлять нас всех. Несчастные, пожелавшие стать счастливыми…

– А ведущий выступает в роли верховного жреца, – попытался подыграть Иоаким. – Он проводит участниц, этих толстух, через Великий Жертвенный Ритуал. Я имею в виду, в жертву приносится излишний вес, отсосанные килограммы выкладываем на алтарь телевидения для интерактивного общественного ознакомления. Я думаю про Бодрияра[63]: симуляция… гиперреализм, имплозия масс…

Но все попытки продемонстрировать остроту и парадоксальность мышления были бессмысленны, если не смехотворны. Он понял это по скучающей мине Андерса – тот поднялся и подошел к стойке, чтобы налить себе новую порцию «Ред Булла» с водкой. Зазвонил его мобильник, и, как показалось Иоакиму, он ухватился за него с видимым облегчением.

– Сервин слушает… Привет, Калле! – Он поднял ладонь: мол, немного терпения, Йокке. – Нет, нет, никаких препятствий, во всяком случае юридических… Сомнительно? Знаешь, мы здесь, в конторе, не особенно охотно употребляем это слово. Да-да, разумеется. Накачаем их спиртом, и они гарантированно поведут себя как свиньи… Петер Вальбек[64] за джокера? Why not!.. Или Торстен! Еще лучше! Он ведь нищий или бездомный или и то и другое… Мы предлагаем ему квартиру и за это снимаем там круглые сутки…

Иоаким мысленно продолжал тему, которую он так неудачно начал развивать: страдания замещенных, распятие в веке цифровых технологий, интерактивная травля. Демократизация телевидения. Низший класс похищает мультимедийный дискурс. Медиадарвинизм. Жизнь как борьба и состязание. Но тут его внимание отвлекла третья секретарша (или это была опять первая?): она наклонилась, чтобы выкатить тумбочку из-под стола, и, насколько он мог оценить на расстоянии, трусов под коротенькой юбкой не было.

– Ингрид Сведе? – орал в трубку Андерс. – Ты об этой эротической старлетке? Трах-бах-Ингрид?.. Тут мы сталкиваемся с демографической проблемой… ей ведь уже за сорок?.. Может, Бинго Ример предложит кого-нибудь посвежее… ну вот та, например, с титьками… как ее, Наташа Пейре?.. Конечно, конечно, сбрось мне этот файл… на неделе поговорим.

Андерс сложил мобильник и небрежно нацарапал что-то на бумажке.

– Если Брокенйельм мог реабилитировать Билли Батта в «Баре», почему бы нам не пригласить Торстена Флинка… – Вид у него был такой, как будто он только что сделал трудный моральный выбор.

– Разумеется! Мне нравится Торстен… К тому же ему надо помочь… Мы же говорим о большом художнике сцены, а сейчас у него трудная полоса в жизни… Это будет очень благородно – предоставить ему крышу над головой, карманные деньги… В благодарность он может сделать что-то вроде театрального шоу онлайн…

– Не мели чепуху, – сказал Андерс, – нашему контингенту насрать с высокой горы на Торстена как актера. Они хотят видеть алкоголика, наркомана… в общем, лузера! Неудачника!

Он снял кроссовки «Конверс» и начал сильно массировать правый голеностоп.

– Ты когда-нибудь замечал, Йокке… самые крупные деятели в отрасли… Шерман, Вайсс, Ашберг… они все евреи!

– Ты что, подался в антисемиты на старости лет?

– Я просто констатирую, что у евреев гениальный нюх на эту комбинацию – деньги и клубничка… о дьявол, как болит нога! Мой врач утверждает, это потому, что у меня неверно поставлен свинг в гольфе. Ты слышал когда-нибудь что-то подобное? Неверно поставлен свинг!

– Звучит вполне антисемитски, если хочешь знать мое мнение…

– Дорогой Иоаким… Я голосую за левых. Мне нравится эта страна, мне нравится система, я охотно плачу наши запредельные налоги… но годы в отрасли научили меня ненависти к политкорректности… где есть политкорректность, там нет телевидения… Слушай, ты зачем пришел? Евреев защищать?

– Ты написал, что у тебя есть для меня работа.

Андерс соорудил горестную гримасу:

– Честно говоря, я не думаю, что ты именно тот человек, который нам нужен…

– Но у меня на автоответчике…

– Уже нет! Мы работаем под прессом, Йокке… Мы сейчас наняли людей, пробили стену… отрасль трясет. – Андерс угрожающе помахал ингалятором, очевидно, чтобы сделать образ трясущейся отрасли более доходчивым. – У меня астма развилась от всех этих стрессов. Нет ни малейшей свободы маневра, даже смешно… Если мы не введем пару новых форматов, ничего хорошего нас не ждет…

– У меня полный пролет, Андерс. И у меня было ощущение, что…

– Sorry. Ты умный парень. Но в нашем деле погибнешь. Для твоего же блага, Иоаким, я вынужден тебе отказать.

В конференц-зале клонированные секретарши собрались вместе, чтобы продемонстрировать свою неотразимую женственность пожилым дядькам, одетым как подростки. Иоакиму вдруг стало очень грустно, что ему никогда не представится возможность узнать их поближе.

– Я мог бы помочь тебе быстро заработать… – вдруг сказал Андерс. – Ты еще не продал свой дом на Готланде?

– А что?

– Не мог бы ты его сдать на пару недель? Тебе хорошо заплатят, куда лучше, чем через бюро. Очень хорошо заплатят!

– А зачем им мой дом?

– Киносъемка. Один мой знакомый ищет экзотическую натуру. Я мог бы направить его к тебе.

– Ничего противозаконного?

– С чего ты взял? Он снимает фильм, и ему нужна подходящая натура. Вот и все. Я позвоню тебе на неделе. Держись…

В самом начале восьмого Сесилия вышла из конторы. Она осторожно огляделась по сторонам, словно почувствовала слежку. В дождевике, яхтсменских башмаках и забавной зюйдвестке она напомнила Иоакиму ночного сторожа на парковке. Она глянула на часы и прогулочным шагом двинулась вверх по Уденгатан. Он пошел за ней, держась поближе к парку Васа, чтобы в случае чего успеть туда юркнуть. Как в кино, подумал он.