Темный эльф. Хранитель - Александра Лисина

– Да, – с усилием выдавил эльф, внимательно изучая переливы огня в своих руках. – Однажды.

– Это что-то изменило?

Тирриниэль в подробностях припомнил свой последний и самый тяжелый разговор с Торриэлем, который убил в нем надежду, а потом погасил ненужный больше огненный шар и горько усмехнулся.

– Боюсь, что только для меня. И то не сразу.

– Жалеешь, что открылся? – быстро уточнил Тир.

– Нет, мальчик. Напротив: жалею, что не открылся, хотя должен был. Но тогда я был слишком зол, чтобы понимать это, а теперь стало поздно. Может, только у тебя и получится все исправить.

– Хочешь сказать, что твой сын еще жив? – неожиданно насторожился юноша.

– Да. Из двоих моих сыновей один все-таки уцелел, и, надеюсь, когда-нибудь он сюда вернется. Если не в род, то хотя бы навестит этот дом, когда… когда придет время.

Юный эльф неожиданно растерялся и как-то по-детски разинул рот.

– Но как же? Ведь Та…

– Таррэн? Да, ты прав: он взял себе другое имя, чтобы ничто не связывало его с прошлым, со мной. Но на самом деле его имя Торриэль, мой юный спорщик. Торриэль илле Л’аэртэ – мой младший сын, твой родной дядя, – рассеянно повторил Тирриниэль, задумчиво разглядывая знакомые с рождения деревья. – Эта роща – священное место для всех мужчин нашего рода. Здесь – средоточие нашей силы, наш настоящий дом. Здесь ты никогда не ослабнешь, мой мальчик, даже если вдруг истратишь резерв до последней капли. А если тебя ранят, она быстро восстановит силы. Когда-то и твой отец постигал здесь науку так же, как сейчас постигаешь ты. И он точно так же спорил, пытаясь доказать мне, что может стать лучше и сильнее. В этом месте мы защищены, как нигде, потому что сила Л’аэртэ пронизывает каждое дерево, каждый листочек, каждый камешек в этой части леса. И именно сюда вернется Торриэль, если когда-нибудь сумеет меня простить…

Тир странно вздрогнул.

– За что он должен тебя простить?

– За ошибку, о который ты уже знаешь, – печально улыбнулся повелитель. – Память рода – странная вещь. Порой она выдает разрозненные отрывки чужих воспоминаний, а иногда позволяет увидеть целую жизнь того, кто ушел навсегда. На самом деле в ней есть все – от момента рождения до самой нашей смерти, каждый жест, каждый вздох и каждое произнесенное слово… но открывается она лишь тому, кто познал истинную природу нашего дара. Тому, кто овладел им целиком. Не знаю, почему Изиар оставил после себя именно такое наследие, но это факт – любой мужчина нашего рода способен увидеть то, что происходило с остальными. Правда, насколько мне известно, ты пока единственный, кого это коснулось в полной мере, раз знаешь так много о прошлом. Потому-то я и уверен, что ты можешь творить гораздо лучший огонь, чем показал сегодня. Потому-то и пытался тебя разозлить.

– Глупая была идея, – насупился юный маг, и владыка снова вздохнул.

– Наверное, ты прав.

– Я знаю. Но у меня есть еще один вопрос. Не возражаешь?

– Нет, – слегка подобрался Тирриниэль. – Что именно тебя интересует?

Тир глубоко вздохнул, недолго поколебался, но потом, будто ныряя в холодную воду, коротко выдохнул:

– Талларен…

Темный владыка до боли сжал челюсти.

– Я хочу знать, – с видимым усилием заставил себя продолжить Тир, – почему ты позволил… почему не остановил его, когда мог это сделать? Ради чего пострадали невинные? Почему ты вообще разрешил это? И как вышло, что твой сын остался безнаказанным?

Тирриниэль на мгновение замер, но юный маг смотрел требовательно, серьезно, без ярости, но и без всякой жалости. Смотрел так, как когда-то смотрел на него младший сын – до того, как проклял этот дом и срубил свою ветвь на священном ясене.

Как сказать ему правду? Как признаться, что совершил страшную ошибку, посчитав себя выше создателя? Как объяснить, что, желая жизни своему вымирающему народу, пошел на сделку с собственной совестью? Легко пошел, чего скрывать, хоть и не испытывал потом удовольствия от сделанного. Ни радости, ни удовлетворения – ничего. Лишь болезненное любопытство пополам с затаенной надеждой: а вдруг? Но как быть теперь? Как сказать о том, что сожалеешь? Как дать понять, что сознаешь вину, но понимаешь, что уже ничего не исправить? Как убедить хотя бы себя в том, что иногда правителям приходится делать не то, что хочется, а то, что необходимо? Не для собственной прихоти, а ради будущего целой расы? Ведь тогда стоял именно вопрос выживания, Лабиринт требовал новых жертв…

«Да, выживание, – размышлял владыка. – Сейчас даже бессмертные эльфы постигли полное значение этого страшного слова. Боролись, как умели, пытались что-то изменить и исправить, но все равно не смогли. Теперь же единственная наша надежда – это ты, мальчик с ясными глазами и чистым сердцем. Именно тебя мы ждали столько веков. Ради твоего появления на свет решились на небывалое и… так страшно проиграли. Но все же не до конца. Потому что, пока ты здесь, мы еще живем, надеемся и ждем своего часа. Если тебя не будет, всех нас ждет неминуемая смерть. А мы ведь тоже не хотим умирать… Правда, второй раз такую цену за выживание мы платить совсем не готовы. Точнее, я не готов и поэтому принял решение: я больше не стану заставлять тебя делать то, что должен. Не стану повторять ошибки и идти на очередную сделку с собственной совестью. Я больше не стану изображать создателя и творить то, что никогда не может быть сотворено насильно. Я приму судьбу так, как было предначертано, но перед этим хочу исправить то, что успел натворить. Хотя бы с твоей помощью, мальчик. Если, конечно, ты подаришь мне эту возможность. Не будет больше предательства и обмана. Все честно, как и хотел когда-то мой непокорный сын. Теперь все честно: остались только ты и я…»

Царственный эльф слегка пошатнулся, отрываясь от невеселых дум, и запоздало осознал, что слишком долго молчит, так и не ответив на заданный вопрос. Что все еще неподвижно стоит под сенью могучих ясеней и упорно пытается признаться, но отчего-то не может. Только неотрывно смотрит в удивительно ярко горящие глаза юного мага, из которых стремительно рвутся наружу изумрудные вихри и где дико пылает янтарный пожар истинного, незаметно призванного «Огня жизни».

Владыка Л’аэртэ вздрогнул.

– Тир, что ты?..

Юноша внезапно покачнулся, а затем охнул, схватившись за голову, и упал на колени. После чего медленно завалился на бок и невидяще уставился на далекие кроны священных деревьев Иллиарэль илле Даэри, сердца священной рощи, куда разрешено входить только владыке и хранителям. Раздавленный, потрясенный и едва не убитый внезапно ворвавшимся в разум… единением?!

Владыка Л’аэртэ ахнул, но все признаки были налицо: неестественная бледность, расширенные зрачки, неподвижный взгляд, тонкие и почти прозрачные нити умело наложенных уз… невозможно! Это же настоящее, полноценное, поразительно ловко осуществленное единение! Точнее, давно задуманный и умело воплощенный план, ради которого упрямый мальчишка и согласился на эту торкову учебу!