Амнезия души - Татьяна Коган

У знакомого синего забора Улыбка остановился. Рассвет только занимался – могло статься, тетя Варя еще спит. Осторожно отодвинул задвижку, открыл калитку и зашел во двор. В нерешительности застыл у двери, затем тихо постучал. В ту же секунду дверь отворилась. Бодрая тетя Варя в испачканном мукой фартуке поверх пестрого халата торопливо приветствовала гостя:

– Здравствуй, Мишенька. А я как знала, что ты приедешь. Встала пораньше, вот блинчики тебе пеку. Ты проходи, проходи. Не стой на пороге.

Улыбка шагнул в прихожую, неловко поводя плечами:

– А девочка?

– Настюшка спит еще. Ее до обеда не добудишься, – глаза тети Вари лучились теплотой. Улыбка поразился перемене. Казалось, новая обитательница дома, маленькая капризная девочка, возродила в пожилой женщине давно угасшую радость.

– Нельзя, чтобы она меня увидела без маски, – словно бы извиняясь, объяснил парень.

Тетя Варя понимающе кивнула.

– Не переживай, сынок. Пока она проснется, ты и позавтракать успеешь, и отдохнуть, – она всплеснула руками, заметив испачканные мокрые кроссовки. – Где ты обувь так извазюкал? А ну, вон тряпку возьми, протри да поставь на батарею, пусть сохнут!

Выполнив приказ, Улыбка бесшумно прошел на кухню, где аппетитно пахло свежей выпечкой.

Сняв фартук и вытерев руки о полотенце, хозяйка пододвинула ему сметану и варенье, налила в чашку кипятка.

– Попей чайку, замерз, поди?

– Нет, теть Варь, не замерз, – Улыбка опустил чайный пакетик в кружку и принялся сосредоточенно двигать им вверх-вниз.

Пожилая женщина поправила круглый коврик на табуретке и села, не сводя внимательного взгляда с притихшего гостя.

– Сегодня ее увезешь? – спросила она.

Улыбка кивнул.

Толькина мать не расспрашивала, чей это ребенок и почему понадобилось привозить девочку сюда, в богом забытый поселок. Она чувствовала: лишние вопросы сейчас ни к чему. Девочка вела себя спокойно, не смущаясь непривычной обстановки и незнакомых людей. Живо откликалась на предложения бабушки сходить на огород за петрушкой, полить цветочки или покормить курочек. С интересом обследовала новую территорию, задавая бесчисленное количество вопросов. За два дня девочка лишь пару раз вспомнила о маме:

– А мама не говорила, что у меня есть бабушка. Почему?

Тетя Вера гладила малышку по светлой головке и улыбалась:

– Ты у нее сама потом спросишь.

– А мама сюда приедет? А я еще долго тут буду? А мы пойдем в лес? А ты заведешь мне собаку? А почему у тебя нет компьютера? А где няня Вера? Куда ты спрятала конфеты?

Улыбка завтракал в полной тишине, избегая поднимать глаза. Он осознавал, что обязан дать тете Варе какие-нибудь объяснения, но правду сказать не мог, а лгать не хотел.

Его состояние не укрылось от хозяйки. Она по-доброму улыбнулась:

– Не изводи себя, сынок. Я знаю, ты все делаешь как нужно.

Улыбка нахмурился, пытаясь сохранить хладнокровие. Общение с Толькиной мамой давалось ему нелегко. Он чувствовал растерянность и вину каждый раз, когда видел ее постаревшее от горя лицо. Думал, это пройдет, когда он отомстит за смерть друга. Не прошло. Он по-прежнему ощущал неловкость. Оттого что не оказался рядом с товарищем тем январским вечером. Оттого что он жив, а Толька – нет…

– Теть Варь… – голос его предательски дрогнул.

Женщина закрыла ладонью рот, не справившись с волнением. Она уже знала, о чем скажет Миша еще до того, как тот произнес фразу.

– Их больше нет, теть Варь… Тех, кто убил Тольку. Их больше нет.

Лиза больше не могла выносить неизвестность. Она надеялась, что как только похититель услышит фамилии, то мгновенно вернет ей дочь. Минул час, второй и третий, а Насти все еще не было.

Лиза внушала себе, что паниковать рано. Похитителю тоже нужно спать, и, скорее всего, до утра он не пошевелится. Напряжение то спадало, то накатывало вновь, и желание остановить эти бесконечные качели усиливалось с каждой минутой. И Лиза сдалась.

Первая доза наркотика не подействовала. Такое иногда случалось, поэтому она повторила попытку. Сердцебиение ускорилось, тело наполнилось энергией, но ни эйфории, ни даже слабой радости не возникло. Более того, создавалось впечатление, что ее эмоциональное состояние даже ухудшилось, простимулированное нежданным приливом сил. Вялое, болезненное беспокойство переросло в неистовый параноидальный страх, от которого темнело в глазах и закладывало уши.

Лиза бесилась, металась по квартире, в припадке ярости пиная мебель. Раньше допинг работал. Почему же сейчас от него становится только хуже и хуже? Может быть, доза слишком мала? Лиза кидалась к тумбочке, суетливо насыпала дорожку. Паранойя слегка отпускала, возвращая ее в прежнее состояние терпимого неудовлетворения. Некоторое время Лиза переводила дух, а затем начинала раздражаться по новой.

Ей хотелось счастья и легкости! Немедленно! Здесь и сейчас!

Она вновь и вновь прибегала к испытанному средству, стремясь вызвать желанное состояние. Здравый смысл подсказывал, что нужно остановиться. Порою случается, что стимуляторы не приносят облегчения, но в погоне за привычным удовольствием человек продолжает принимать дозу за дозой, рискуя перейти грань и лишиться жизни. Но как заставить себя отказаться от надежды? От единственного средства, способного скрасить реальность?

Лиза чувствовала себя так, словно ее предал единственный друг. Негодование и обида превращались в неконтролируемый гнев. Воздуха не хватало, челюсти сводило, пальцы непроизвольно сжимались.

Лиза знала: когда начинается стадия острого психоза, нужно вытерпеть сорок минут без наркотика – тогда невроз пойдет на убыль, и мозг снова заработает. Но как пережить эти сорок минут? Как заставить себя не тянуться к заветному порошку, когда нет других сдерживающих факторов, кроме собственной воли, которая в этот момент находится в отключке?

Как остановиться, когда речь идет уже не о новой порции удовольствия, а об элементарном выживании: все кошмары, таившиеся в подсознании, прорываются наружу, сокрушая остатки разума, выворачивая мозг наизнанку и оставляя лишь одно желание – немедленно прекратить эту пытку.

Если бы рядом был кто-то, способный повлиять на нее, удержать ее силой, пока кошмар не утихнет… В одиночку ей с этим не справиться. Но рядом никого не было.

Больше всего на свете Лиза нуждалась в счастье, но с ужасом понимала, что никогда не испытает его. Она скулила от горя. От стыда за собственную слабость. От ненависти к кокаину.

Страшная истина открылась Лизе: наркотик оказался сильнее, она недооценила его коварство. Поддавалась ему шажок за шажком, твердо уверенная в собственных силах. И не заметила, когда переступила черту, за которой спасение становится невозможным.