Бенефис чертовой бабушки - Валентина Андреева

– А если дети или внуки второй жены воспротивятся захоронению? – засомневалась Наташка.

– Отвоюем могилу отца через суд! – заявил Александр Сергеевич.

– А как же мама? – встревожилась Маринка. – Пока суд да дело…

– Мама этого события до девяноста лет ждала и еще подождет. Подержим пока урну у вас дома… Или в крематории, – поспешно поправился он, видя, как вытянулось лицо Маринки.

– Может быть, для начала стоит поискать ваших сводных братьев? – резонно заметил Димка.

– А чего их искать? – буркнула я и мгновенно заткнулась. Вдруг мое предположение ошибочно? Уж очень не хотелось выставлять себя на посмешище.

– Спасибо за поддержку, Ирина, – обрадовался Сашка. – Незачем их искать, пока не попытаемся решить вопрос с администрацией кладбища.

Димка кинул на меня осуждающий взгляд и отодвинулся. За столом развернулась оживленная дискуссия, прерванная мелодией мобильного телефона Александра Сергеевича. На его физиономии появилось недовольное выражение и стало понятно – он общается с Ираидой Павловной, мамой Антона и свекровью погибшей Ксении. По его вяло-бесконечным: «ну как вы могли такое подумать?» и «да, да, конечно», уловить смысл разговора было невозможно. Хотя догадаться кое о чем не составляло труда. Ясное дело, Антошу силком затащили в нашу преступную группировку, подставили, после чего повесили на него ответственность за убийство бедной девочки.

Примерно так Сашка и доложил, бессмысленно таращась на выключенный мобильник. Никто не решался нарушить тишину, ждали дополнительных сведений. С ними не заржавело.

– Никого из нас не желают видеть на похоронах Ксении.

– Можно подумать, мы пропустим самое счастливое событие в своей жизни, – возмутилась Наташка. – Баба с возу… Нет, не с возу… Да и кобыл среди нас нет, – покосилась она на меня. – Лезет в голову всякая чертовщина. Словом, я хотела сказать, давайте помянем Ксюшу по христианскому обычаю, тем и отдадим ей последний свой долг. Была охота общаться с матерью убийцы! Вот семейка!

«А общаться-то наверняка придется», – подумалось мне. Но на сей раз я была умнее, не высказалась вслух.

– Ирина, Наталья и ты, Дима! – официально обратился к нам Борис Иванович. – С нашим последним долгом девушке разобрались. Теперь по поводу очередного последнего долга. Считаю, что мы обязаны помочь Марине, Юре, Саше и… – внезапно нагнувшись, он заглянул под стол и произвел какую-то манипуляцию правой ногой.

– …и Басурману, – услужливо подсказала Наташка.

– …и Юленьке! – Борис сделал вид, что не заметил реплику жены. – Повторяю, и Юленьке, обеспечить Светлане Никитичне достойные похороны. Трудно поверить, что эта цветущая женщина ушла из жизни.

– К сожалению, несмотря на то что Светлану Никитичну успешно вывели из состояния анафилактического шока, минувшей ночью возникли непреодолимые осложнения спастического характера, – хмуро отчитался Димка. – При выраженном отечном синдроме и локализации патологического процесса на слизистой оболочке гортани развилась асфиксия.

– Чего-о-о?! – недоверчиво протянула Анна Петровна. – Ты по-человечески-то можешь сказать?

– Неужели непонятно?! – вновь всколыхнулась Наташка. – Дежурная медсестра и дежурный врач спали, а Светлана Никитична взяла и задохнулась.

– Да кто ж такие вещи назло другим делает! – разохалась нянюшка.

– Между прочим, в морге маму мы не узнали. Тут Борис говорил про ее цветущий вид… Нам показали столетнюю старушку, весьма отдаленно похожую на нашу мать. Мы несколько раз уточняли, не произошла ли ошибка.

– Во ведь как смерть меняет людей, – вздохнула Анна Петровна. – А подходящая фотография-то для памятника у нее есть?

– Ах, да… Фотографии! Конечно, подберем. Ирочка, это ты интересовалась альбомом Светланы Никитичны? – слабо оживилась Маринка. – Я его нашла в бане. Ума не приложу, кто ухитрился запихнуть его к пачкам газет для растопки? Чисто случайно обнаружила. В самом низу лежал. Неужели Юлька?

– Ну что ж ты, болезная, ополчилась на свою дочь? – участливо и одновременно с осуждением спросила я. – Не хочется делить взлелеянную собственными руками голубку с другими? И за это же ее и терроризируешь, провоцируя на ответные нелепости? Альбом с фотографиями спрятала в баню Ксюша. На время. Не в землю же его зарывать?

– Ты хочешь сказать, что этот альбом и был конечной целью поисков Ксении и Антона? – Юрик выговаривал слова медленно, рождая в душе нетерпение.

– Нет! – ответила я, прежде чем он договорил до конца. – Альбом – промежуточное звено. И лишь одно из доказательств. И не только моей теории, если я не ошибаюсь. Марина, можно сейчас принести альбом? Заодно и фотографию для памятника подберем.

– Сиди, милая, я принесу, – вскочив, сказали братья Брусиловы.

– Я быстрей обернусь, – мигом сориентировалась Наташка. – Пока они будут рассчитываться на «первый-второй», альбом будет здесь.

– Да не надо никуда бежать, – отмахнулась Маринка. – Вон он на холодильнике лежит.

К холодильнику я была ближе всех. Можно сказать, мы с ним подпирали друг друга. Место за столом, которого все старательно избегали, как самое неудобное, мне нравилось – не надо вставать, чтобы выпустить тех, кому надоело болтать или трапезничать. Все предпочитают вылезать «в обход».

Рванувшись за альбомом, я шокировала всех своей стремительностью. Следом за мной последовала табуретка (ножками вверх) и часть скатерти с яблочной шарлоткой – кулинарный изыск Анны Петровны, осилить который так и не смогли. На обратном пути я оставила в блюде с ней свой пластиковый шлепанец. И в лучшие времена никогда не смотрю себе под ноги.

Решив не тратить зря время, я быстро перелистала старинный альбом (сейчас таких не делают) и вздохнула с облегчением. Похоже, никто не вытряс из него увековеченные мгновения прошлой жизни.

Забыв Юркино заявление, что мы не на сцене, нянюшка причитала, оплакивая сладкий венец своего творения. Наташка, отдирая мой шлепанец от клейкого месива, пыталась убедить мастерицу, что вечную память о нем мы сохраним на всю жизнь. Едва ли удастся отскрести и отмыть шарлотку с подошвы тапка, а посему я отмечусь ей, где ни попадя. Шумели все, и всяк по-своему. Димка меня к чему-то призывал, братья Брусиловы требовали вернуть им альбом, Маринка уговаривала скинуть второй шлепанец и переместиться на диван, Борис просто ржал.

Я и в самом деле села на диван, величественным жестом остановив поползновения братьев захватить альбом. К нему добавила устное разъяснение: «Убийцы родной матери вне очереди не обслуживаются!» Они и присмирели.

Уже не торопясь, я перелистывала плотные картонные листы, отбирая фотографии Светланы Никитичны разных лет и выкладывая их на стол с комментариями. Даты были аккуратно проставлены на обратной стороне каждого снимка. По мере формирования ряда я видела, как округлялись глаза у Наташки и копилась настороженность в лицах Дмитрия Николаевича и Бориса Ивановича. Маринка продолжала ничего не понимать, а братья-близнецы просто не хотели ничего понимать, встали на позицию невинно обиженных. Повезло, что отсутствовала Анна Петровна – побежала за очками и, скорее всего, забыла, куда их сунула. А никуда! Они ждали ее на холодильнике. Но отвлекаться на такие мелочи не хотелось. Пусть побегает.