Золотой раб - Пол Андерсон

– Я бы с радостью встретился с тобой в поединке, – ответил Эодан.

– Это мы уже проходили, – сказал Флавий. – Позволь спросить тебя: ты действительно хочешь, чтобы сармат и гречанка погибли из-за тебя? Разве не достойней было бы освободить их от всех клятв, которые они давали тебе? Даже приказать им уходить?

– Он наш царь, – сказала в темноте Фрина. – Но есть приказы, которые не может дать даже царь.

Флавий вздохнул

– Как хотите. Декурион, взять их!

Дверь узкая, пройти может только один человек. Римский декурион появился с поднятым длинным пехотным щитом. Эодан ждал. Декурион напал, за ним показался солдат с копьем. Копье устремилось к лицу Эодана, но он наклонился и ударил римлянина по ногам. Справа ударил молотом Тьёрр, отбросил копье в сторону, и его древко сломалось о дверь. Декурион отразил удар меча Эодана и сам ударил мечом. Его лезвие ударилось о персидскую кольчугу. Эодан ударил по руке, державшей меч. Ему не хватило места для размаха, но лезвие врезалось. Декурион опустился на колено. Эодан ударил его по шее – свист и звук, как при работе мясника.

Другой человек появился за декурионом, он наступил на спину умирающего офицера и нанес сильный удар. Эодан отступил в сторону. Потеряв равновесие, римлянин споткнулся и упал в дом. Молот Тьёрра обрушился на его шлем. Один из галлов с криком прыгнул через неохраняемую дверь. Фрина выстрелила, и галл остановился: стрела попала ему в руку. Эодан напал на него сбоку, и германский меч пронзил его ногу. Галл с криком упал. Тьёрр прикончил его, а Эодан вернулся к двери.

– Осталось девять! – выдохнул он.

Римляне стояли в нескольких ярдах от Эодана, с его меча капала римская кровь. Какое-то время никто не шевелился, но Флавий спешился и принялся расхаживать. Показался второй галл. Эодан вспомнил, что слышал топот наверху.

– Крыша из камней, господин, – сказал галл Флавию. – Наверно, мы можем сбросить ее вниз, но это трудно. Будет стоить нам людей.

– Пробить стену тоже, – сказал Флавий. Он говорил безлично, как будто решал школьную задачу. Эодан подумал, сколько могло остаться в этом человеке радости, и надежды, даже гнева: демоны, овладевшие Флавием, опустошили этого человека.

– Стрелы, – сказал он наконец.

Эодан смотрел, как они готовятся. Четверо солдат стояли щит к щиту в нескольких ярдах. Если он попытается сделать вылазку, они нападут на него, и даже кимвр не сумеет противостоять на открытом месте четверым опытным бойцам. Еще трое натянули луки и стояли, готовые к стрельбе, улыбаясь в бесстрастное лицо Эодана. Флавий и галл притащили столб из разрушенного сарая.

Когда все было готово, Флавий выступил вперед.

– Видишь, что я собираюсь сделать? – сказал он. – Можешь оставаться на месте и быть целью стрелков или можешь закрыть эту дверь, которая висит только на кожаных петлях, и ждать нас внутри.

– Думаю, мы подождем, – сказал Эодан.

Он закрыл дверь, и его окружила тьма. Он слышал, как вонзаются в стены стрелы, и снова подумал, какая ярость заставляет Флавия приказывать стрелять. Наступил на руку мертвеца и подумал, какая женщина, какой ребенок, какая лошадь будут ждать ласки этой руки.

– Назад, – сказал он. – Фрина, в яму.

Она поцеловала его – украденное мгновение в темноте – и исчезла.

Снаружи загремели ноги. Дверь, которую он не запер, распахнулась. Два темных пятнах проходили в нее со столбом в руках.

Тьёрр встретил их. Его молот загремел о железо.

– Ха-а! – воскликнул он. – Юк-хай-саа-саа! Входите и умрите!

Он стоял посредине комнаты рядом с Эоданом. У каждого был римский щит и избранное оружие: молот и длинный меч. Они ждали.

Смутно видный человек приблизился к Эодану. Он ударил низко, целясь в ноги кимвра. Эодан отскочил. Его германский меч поднялся, задев низкий потолок. Потом опустился, и шлем смялся под его ударом. Эодан снова поднял оружие, ударил и почувствовал, как по руке течет кровь.

Еще одна смутная фигура, еще один удар. Он перехватил удар своим щитом, и металл скользнул в сторону. Римлянин щитом прижимал правую руку Эодана, не давая ему использовать меч. Ботинком с шипами он ударил кимвра по ноге, и тот почувствовал сильную боль. Эодан шишкой щита ударил римлянина по лицу и услышал звук разрывающейся плоти. Римлянин, ошеломленный, упал.

В гремящей, ревущей темноте оставались еще двое. Она подходили с двух сторон, чтобы зажать его. Он пнул того, что справа, и шпорой разрезал ему бедро. Тот от боли слегка опустил щит, и Эодан нанес удар. Он ударил о шлем, но сила удара пригнула голову римлянина. Тот опустился на четвереньки и отполз.

Эодан отбивался от второго, держа щит как преграду. Он немного отвел край щита, потом снова придвинул его, так что теперь его щит соединился со щитом врага и прочно удерживал его. Через верх он ударил мечом и вонзил его острие.

– Хо-йо-йо! – кричал Тьёрр, ударяя молотом, так что стоял гром. Эодан мог бы издать кимврский вопль, но у него больше не было такого желания.

– Назад! – прохрипел он алану. – Назад, прежде чем они окружили нас!

Теперь зрение привыкло к мятущейся темноте, к серому освещению через дверь. Эодан и Тьёрр стояли в конце комнаты, перед опорным столбом, который они воздвигли. Кровь текла по их рукам и кровавила грудь; кровь красила их оружие, и на этот раз не только кровь римлян. Но перед ними лежали мертвые; Эодан не считал, сколько их. Он посмотрел через три ярда утоптанной скользкой красной земли и увидел пять человек, все еще стоящих на ногах. Все они были ранены.

Но он дрожал от усталости. Его меч, затупевший, с вмятинами, не мог бить надежно; теперь в его руке металлический стержень, тяжелый, как горе. Он едва слышал тяжелое дыхание Тьёрра, собственное сердцебиение и как громко дышал через пересохшее горло.

Теперь, когда все охотники в доме, пора их уничтожить.

Флавий стоял у двери.

– Строиться в ряд! – выдохнул он. – От стены до стены! Отогнать их назад и зарубить!

Щиты четверых римлян заполнили всю узкую комнату, Флавий стоял за ними. Эодан поднял свое оружие и крикнул:

– Не хочешь хоть раз испытать это лезвие, убийца?

Флавий крикнул. На одно мгновение, над надвигающимися щитами и шлемами, в зимней темное Эодан увидел безумие. Он подумал, что не следовало издеваться над непереносимым горем. Боги слишком справедливы.

Флавий поднял меч и бросил его над солдатами.

Эодан почувствовал, что меч задел его голову. Он отшатнулся, ослепленный собственной кровью. Боль пронзила его голову, и он