Caprichos. Дело об убийстве Распутина - Рина Хаустова

Из него они видели государя, возвращающегося в поезд после короткой прогулки. Государь шел сквозь ветер в одной гимнастерке по императорской платформе, опираясь на палку. За ним следовала свита.

Провожающие впивались взглядами в лицо Его величества.

Скорбит? Взволнован? Обескуражен? Испуган? Или… счастлив, может быть?

О чем думает он в эту минуту? Что собирается предпринять? Но лицо государя не ответило ни на один вопрос. Государь был абсолютно спокоен.

Он был таким, как всегда.

За несколько минут до отхода поезда к платформе подъехала машина и выпустила из своего теплого урчащего чрева генерала Гурко. Гурко быстро подошел к государю, и они уже вдвоем стали вышагивать вдоль распластавшегося по рельсам поезда. Вперед — назад, вперед — назад… Провожающие видели, как горячился Гурко, размахивал правой рукой, доказывал что-то государю. Государь держался ровно, слушал внимательно, ни одно его движение не выдало ни беспокойства, ни волнения.

О чем говорили они? Можно предположить, что речь о Дмитрии, ведь именно в этот день, 18 декабря, царственный Дмитрий Павлович собирался выехать в Ставку и выехал бы, если бы его не задержала в Петрограде императрица.

Но вот разговор заканчивается. Раздается свисток. Вскоре Царский поезд растворяется в облаке снежно-дождевого тумана…

19 ноября, ровно по графику, царский поезд прибудет в Царское Село. Никто не остановит государя по пути в столицу. Ничто не случится с государем в дороге. А раз ничего не случилось, значит, ничего и не должно было случиться.

Лишь очень немногие, не потерявшие способности в предреволюционном угаре и чаду здраво рассуждать, смутно прозревали истину. Именно в эти дни прокурор следственной палаты, сенатор Завадский, обмолвился некоторым своим знакомым, что царствование государя, по-видимому, близится к концу, а цесаревич царствовать не будет. Прокурор ничего не знал о заговоре, но, столкнувшись близко с обстоятельствами убийства Григория Распутина, рассудил логично.

Суть этого рассуждения сводилась к тому, что невыносимо натянутое положение неминуемо должно разрешиться дворцовым переворотом, и поскольку в убийстве принимали участие круги, очень близкие к престолу, то не может такого быть, чтобы они не имели определенной программы на случай, если государь не одобрит их поступка. А в таком случае у них уже обдуман переворот и готов новый император. Так думал господин проницательный прокурор.

Но… ничего не случилось, и все, включая проницательного прокурора, решили, что ничего и не собиралось случиться.

А между тем…

Между тем произошло и случилось главное — из-под ног заговорщиков была выбита точка опоры. Все, казалось, шло по плану. Григорий Распутин убит. Думские депутаты в Петрограде и могут собраться по первому зову. Государь находится в пути и его можно заманить в западню. Можно потребовать отречения от престола. Можно добиться отречения от престола! Но самого главного, уже нельзя добиться от государя — отречения от престола в пользу убийцы Григория Распутина. Теперь, когда государю доподлинно известно, что на жизнь Григория покусился именно Дмитрий, все кончено для Дмитрия.

А если так, чье имя кричать заговорщикам? Кого звать на царство?

Из плана дворцового переворота выпала его основная фигура — великий князь Дмитрий Павлович.

Другой удобной кандидатуры у заговорщиков не было. Все надо начинать с начала. Нужно искать новые комбинации. И новых удобных среди Романовых.

И обреченного уже хозяина земли Русской на этот раз беспрепятственно пропустили в Петроград, отложив готовый к осуществлению план переворота.

…до, как показала жизнь, до февраля следующего года.

В феврале все повторится вновь, с небольшими вариациями.

Соберется на заседания Дума. После аудиенции, данной генералу Гурко, доброму приятелю авантюриста Гучкова, до того никуда не собиравшийся государь, без особой нужды, не вняв просьбам государыни и министра Протопопова остаться, отправится в Ставку{70}

В Петрограде в офицерских кругах совершенно открыто станут говорить, что государь из Ставки уже не вернется государем. Наталью Брасову, морганатическую супругу Михаила Романова открыто станут принимать в осведомленных домах как супругу будущего регента… и весь Петроград вдруг зашептался, заговорил вполголоса, завопил трубногласно о том, что царствование Николая Романова завершилось.

Так и будет. По дороге из Ставки Николая Романова перехватят в пути.

Еще одну причину, почему заговорщики отложили свой план до лучших времен, мы должны искать в области игры выдержки и нервов.

Для того чтобы лучше понять, что именно имеется в виду, мы перенесемся в 1917 год, в те трагические для России дни, когда дело было уже сделано и государь подписал свое отречение.

Царское Село.

В окруженном «восставшим народом» Александровском дворце покинутая и испуганная, отрезанная от страны, мечется бывшая императрица.

Она знает: ее муж отрекся. В лиловом ее будуаре в вазах умирает сирень. Цветы меняли каждый день — их специально привозили в снежный Петербург из теплой Ниццы. Теперь все кончено. И в вазах горестно увядает последнее благоухание прежней жизни.

Поздняя ночь.

Неожиданно бывшей императрице сообщают, что во дворец прибыл господин Гучков с двумя адьютантами, и он настаивает на личной встрече.

И бывшая государыня вынуждена его принять.

Идя навстречу Гучкову, Александра Федоровна Романова была абсолютно убеждена, что «ниспровергатель царей» приехал ее арестовать. Но новый военный министр Временного правительства прибыл, как оказалось, не за этим.

На вопрос, что нужно было Гучкову в столь поздний час, она с недоумением расскажет дочерям и подруге, что, оказывается, Гучков приезжал только затем, чтобы узнать, как бывшая императрица переносит испытания и испугана ли она или же нет?

Да!

Огромное значение придавали заговорщики реакции венценосцев на свои действия!

Убивая Распутина, они наносили удар по самому сердцу этой семьи — по наследнику престола и любимому сыну. И ожидали растерянности, слез, гнева, истерики, отчаяния. Им необходимо было увериться, что удар, который они нанесли, сокрушил противника, обескуражил, сломил.

17 и 18 декабря, те, кто сочувствовал плану дворцового переворота, жадно всматривались в лица обоих государей, пытаясь по выражению их лиц понять степень урона, который нанес уход Распутина из жизни.

Наблюдали за государем в Ставке. Результат был ошеломительным.

Те, кто пытались прочесть на лице Николая Романова панику и отчаяние, не прочитали на этом лице ничего. Отец Дмитрия, Павел Александрович, находившийся в Ставке, говорил потом, что был поражен особым, светлым выражением лица своего племянника. Даже близкий к государю дворцовый комендант Воейков, и тот будет рассказывать, что государь скорее был весел, чем печален.