Черное дело - Алексей Атеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А сколько до нее?
– Километров пятьдесят.
Осипов отрицательно покачал головой.
– Ну, выручи, земляк. Тут такое дело… – Мужчина в сапогах утер смуглое потное лицо и с тоской посмотрел на Осипова.
– Я, понимаеешь, в этом цирке работаю. Номер у меня. Дрессированные медведи.
Осипов насторожился.
– Да. Выступать сегодня вечером, а один мишка возьми да заболей. Не знаю, что с ним. Совсем вставать не хочет. Если бы заноза или еще что, я бы сам справился. А тут не могу. Ветеринара нужно. Да еще помощник, собака, загулял. Ветеринара поблизости нигде нет. Только в Феодосии. Там хороший такой парень. Костей зовут. Молодой, но понимает животных. Давай его привезем сюда. Пусть медведя посмотрит. Яшку пусть посмотрит. Часа два, наверное, на это уйдет, но я заплачу. Не волнуйся. Отблагодарю! Яшка сдохнуть может, а без него номер развалится.
Человек, бессвязно произнося все это, внимательно вглядывался в лицо Осипова, пытаясь прочесть на нем согласие.
– Садись, – сказал Осипов.
– Ну ты молодец, – просиял смуглолицый, – выручил. Мы мигом. Лишь бы Костя на месте был.
– Вас, собственно, как величают? – поинтересовался Осипов, когда они выехали из поселка и рванули по шоссе.
– Гаврила Лазаренко моя фамилия, – отозвался человек, – в цирке называют Габриель Сабатини, а по паспорту Гаврила Лазаренко. Я с медведями…
– А ведь я именно к вам ехал…
– Ко мне? – переспросил Лазаренко, не особенно удивившись. – А ты кто? Только давай на «ты». Не люблю я это «ты – вы», «вы – ты». Не обижайся. Ты мне крепко помог. Лишь бы Костя на месте… Так зачем я тебе нужен?
– Я, собственно, журналист из Москвы.
– А-а. То-то смотрю, номер московский. Про цирк пишешь?
– Да не то чтобы…
– А я зачем тогда тебе нужен? Про меня редко пишут. Кто я такой? Не Запашный, не Филатов… Хорошо у тебя машина идет, через полчаса в Феодосии будем. А там Костю берем – и сюда. Костя обязательно поможет. Не может не помочь. Лишь бы дома был. Яшка, ты понимаешь, самый шустрый в номере. На нем все держится. Не дай Бог, сдохнет. Так зачем я тебе нужен?
– Ты в прошлом году тоже здесь гастролировал?
– Недалеко отсюда. В Приморском городке. Сезон там кончали.
– И вот я слышал, у тебя медведи взбунтовались.
– Медведи?! У меня?! Ты что-то путаешь, друг.
– Ничего не путаю. Мне об этом в милиции сказали…
– В милиции… Слушай, ты кто?
– Я же говорю – журналист из Москвы.
– А не ревизор?
– Вот мои документы.
– Да не нужны мне документы. Верю. Ты вроде хороший парень. Вот только я не понимаю: «В милиции сказали – медведи взбунтовались». Чего ты хочешь?
– Видишь ли, я пишу материал об одном убийстве, вернее, серии убийств… Одно из убийств произошло в те дни в Приморском городке. Похожее по почерку… По обстоятельствам, то есть.
– И что же? Медведь, что ли, их убивал?
– Это-то я и хотел узнать.
– Ты, парень, весельчак. Неужели ты думаешь, если бы мой зверь кого-нибудь убил, я об этом не знал бы. А если бы знал, то держал бы такого зверя при себе?
– Я ничего не думаю…
– Да. Ты прав. Той осенью произошел маленький базар. Немножко мишки пошумели, но из клеток – ни-ни. Что ты! За такое могут и по шапке дать. Подсудное дело. У меня ни разу звери не бегали. Да, к слову сказать, медведь не тот зверь, чтобы, вырвавшись из клетки, мог что-то особенное натворить. Тигр и лев, те – да. Но мишка… – Лазаренко покачал головой. – Мишки у меня смирные.
– Но ведь из-за чего-то они в тот день изменили своему характеру?
– Кто знает. Медведь не человек. У него не спросишь: «Ты чего, дорогой, балуешься?» А вот и Феодосия. Езжай пока прямо, теперь направо.
К счастью, Костя оказался на месте. Он без лишних разговоров прихватил свой чемоданчик и влез в машину.
На обратном пути дрессировщик и ветеринар вели в основном профессиональные разговоры, и Осипов помалкивал. Он уже жалел, что позволил себя уговорить. Наверняка Безменов уже ждет его и, очевидно, поминает недобным словом.
Возле шапито было по-прежнему пустынно. Лазаренко и Костя поспешно выскочили из машины и побежали куда-то на задворки цирка.
– Ты погоди немного, – бросил на ходу Лазаренко Осипову. – Сейчас я освобожусь, и поговорим.
– Так вроде все ясно.
– Нет, ты обожди! – настойчиво попросил дрессировщик.
Осипов, приоткрыв дверцу, сидел в машине и смотрел, как горячий ветер закручивает на пустыре перед шапито маленькие пыльные вихри. Было жарко, хотелось есть, и он в недоумении спрашивал себя: чего еще ждет? Неожиданно рядом с ним плюхнулся дрессировщик. На этот раз он был без пиджака, а в руках имел объемистый сверток.
– Уф! – воскликнул он. – Вроде все нормально. Костя с Яшкой возится, говорит, ничего страшного. Прямо от сердца отлегло. Это я тебе принес: подкрепись! Уж не обижайся, если что не так.
В свертке оказалось холодное мясо, свежий хлеб и объемистая бутыль.
– Квас, – пояснил Лазаренко, – а хочешь, чего-нибудь покрепче принесу.
Но Осипов отрицательно замотал головой и хлебнул прямо из горлышка. Квас был холодный, ядреный, шибал в нос что твое пиво. Осипов наслаждался.
– Ты знаешь, я тут дорогой подумал, – неожиданно сказал Лазаренко, – и хочу дорассказать про тот случай прошлой осенью. С медведями. Только не подумай, что я что-то фантазирую. Рассказываю, как мне представляется все это. Ты закусывай, не стесняйся… Я, правда, не совсем понимаю, зачем тебе все это нужно… Но все равно… Слушай.
В тот вечер я совсем не ожидал, что медведи взбесятся. Обычно чувствуешь. Заранее знаешь. У каждого зверя свой характер. Или он вдруг затосковал, или ему бабу, медведицу то есть, хочется, или обожрался чего, вот как сегодня Яшка… Словом, знаешь, чего ожидать. А тогда сдурели совершенно ни с чего. Только вижу, куда-то наверх все смотрят, на крайние ряды то есть. Кто-то их там привлекает.
Я спервоначалу подумал было, что какой-нибудь придурок представление сорвать хочет. Бывают иногда такие. Хулиганы! Принесет под полой кусок тухлого мяса, а во время представления подкинет его на арену… Встречаются такие мерзюки. Но они обычно близко садятся. А тут нет. Я ничего не понимаю, однако стараюсь представление «вытащить». Довести до конца, то есть. Но нет! Сударь первым по рядам пошел, за ним остальные. – Дрессировщик крякнул и вытер потное лицо широкой ладонью. – Даже вспоминать неохота. Переживать то есть по новой. Короче, побежали мишки в публику. Народ, конечно, завизжал. Я следом. Вижу, наверху человек сидит. К нему мои мишки бегут. Смотрю я на него и думаю: «Ах ты, падло, вон как далеко залез, сейчас я тебя…» У меня в руках хлыст, думаю: «Держись, весь об тебя обломаю». Но вот тут… – Лазаренко остановился, перевел дух. – Не знаю, как и сказать…