Приданое для Царевны-лягушки - Нина Васина

– А я умею, – усмехнулась Илиса, помогая ему с закалыванием брюк. – Это из-за уродства. Они смотрят на меня, сочувствуют и берут.

– Ты не уродка, – рассеянно заметил Платон, надев пиджак и обнаружив теперь себя в зеркале изрядно постройневшим. – Пуговицы перешивать не будем. Пусть болтаются.

– Не будем, – кивнула Илиса. – Твою машину починили. Она стоит во дворе.

Это было очень кстати. Платон как раз думал – брать такси или рискнуть поехать на метро.

Он остановился на Большом проспекте у банка, взял из банкомата деньги по карточке и заметил, что за ним следят. Открыто, не таясь, его вели на старом «Москвиче».

Отсидев почти полтора часа в приемной Василеостровского изолятора, Платон понял, что задуманного разговора не получится – он устал ждать. Но Аврора удивила его своим видом – легкий макияж, тщательно уложенные волосы, строгий черный костюм и белоснежная блузка с тяжелой серебряной брошкой под воротничком.

– Явился! – поприветствовала она опешившего Платона. – Ишь, уставился – дурак-дураком. А ведь я сначала в тебя была влюблена, ты мне тогда казался умным добрым увальнем!

Сил на удивление у Платона почти не осталось. Он смотрел одуревшим взглядом, и только. Больше всего его поразил запах – Аврору окутывал плотным облаком знакомый сладковатый аромат. Потом он переключился на ее руки, но зацикливаться на видении женской кисти в стеклянной банке не стал – Платона поразил безупречный маникюр. Он стыдливо собрал в кулак свои пальцы с запущенными ногтями.

– Вспомнил, чудушка? – снисходительно поинтересовалась Аврора, с удовольствием заметив его внимание.

– Вспомнил, – Платон опустил глаза. – Вы Аврора Дропси, работали домработницей у Богуслава.

– А ты все вспомни! – наклонилась она к нему через стол.

– Все?.. А что было?.. Понимаете, вы как-то незаметно прошли мимо моей жизни тогда. Сейчас... у вас странный цвет глаз – лиловый, сейчас я бы запомнил этот цвет, а тогда... Неужели я себе что-то позволил? Если вы об этом, то извините, я не помню, чтобы особенно нравился женщинам вашего типа, да и повода не давал.

– Повода он не давал! – хмыкнула Аврора. – Зачем пришел?

– Узнать, почему вы это сделали, – просто ответил Платон.

– Закурить есть?

– Не-е-т... То есть мне сказали в приемной другие посетители, пока я ждал, я купил... вот, – достав из кармана пиджака пачку сигарет, Платон подтолкнул ее по столу. – Извините, с ментолом не было.

– Хоть бы побрился. Одичал совсем мордой, – вместо благодарности заметила Аврора. – Он пришел узнать, зачем я это сделала, ну не прелесть ли! Федька попросил – я и сделала. Он же у нас, Платон Матвеевич, очень настойчивый, хоть и на голову слабенький, но своего добьется, если захочет.

– Почему – у нас?

– Родственник все-таки. Какой-никакой, а родственник. Все-таки брат моего сына.

– Брат?.. Сына? Какого сына?

– Единственного! – злорадно прошипела Аврора, выпуская в него дым. Она явно получала удовольствие от растерянного вида Платона.

– Федор был братом Вениамину, – вычислил после долгих раздумий Платон. – Вы хотите сказать?..

– Точно. Венечка – мой сынок. А ты и не знал? Нет, ты скажи честно, ни разу и не подумал об этом, а?

– Ни разу, – честно сознался совершенно разбитый таким известием Платон.

– И чего молчишь? Небось месяцы считаешь.

Платон только закрыл глаза. Он действительно начал отсчитывать месяцы и годы от даты рождения Вениамина.

– Во дает! – хмыкнула Аврора. – И как же ты тогда объяснил появление у Славки младенца двух лет при полном отсутствии матери? И то, что я, отработав меньше года, испарилась в неизвестном направлении?

Честно говоря, Платон не обратил особого внимания на исчезновение очередной домработницы Богуслава. Двухлетнему ребенку, конечно, он удивился и расспросил брата.

– Богуслав сказал, что не доверяет воспитание своего сына шалаве. Извините, привожу его высказывание дословно. Сказал, что мать ребенка за определенную плату согласилась не иметь никаких родственных связей с сыном. То есть, – безжалостно добавил он, – вы его продали отцу. Если не ошибаюсь, даже подписали необходимые бумаги.

Лицо Авроры пошло пятнами.

– Значит, ты все выяснил и теперь все понимаешь.

– Я... Нет, не все. Я так и не понял, почему вы хотели смерти Федору. Не может же умственно нормальная женщина, тем более – мать, не понимать последствий нажатия на курок пистолета.

– Именно потому, что я мать! А о моих умственных способностях говорить сейчас не время. Я родила Славке сына, он его у меня отнял. Да, заплатил, согласна, не отпираюсь. Денег было много. Хватило и на жизнь, и на собственное дело. А потом оказалось, что не одна я такая попалась этому производителю! Есть старший сын, который и вступает первым в права наследования. Достаточная причина, чтобы нажать на курок? Тем более что этот наследник, все время прятавший свои мозги под шлемом, сам попросил выстрелить. И мне ничего не будет! – она встала, размахивая рукой. – Свидетели есть, и денег на адвоката хватит! Мой сын унаследует миллионы отца, мой!

– Аврора, вы не представляете, на что обрекаете Вениамина! Это самое наследство – большая проблема. Это совсем не то, что вы думаете. Такие деньги опасны, уверяю вас!

– Большие деньги всегда попахивают кровью, – спокойно заявила Аврора. – Деньги – почти всегда от греха. Попил ваш братец кровушки за свою жизнь, может, и за него кто у бога попросит. А грехи моего сына я уж как-нибудь замолю!

– Постойте! – умоляющим голосом попросил Платон, увидев, что она уже у двери и требует вывести ее. – Одну только минутку! Я знаю, что Богуслав не допускал ваших встреч с сыном, он всю информацию о детях держал в тайне. Я даже помню, что мальчики год жили в пансионате под другими именами. Как вы нашли Веню? Почему именно сейчас?

– Нашелся добрый человек, помог, посоветовал! – заявила Аврора, уходя.

Нельзя сказать, что Платон Матвеевич садился за руль в невменяемом состоянии. Спокойным, конечно, его состояние тоже не назовешь. Он даже не сразу повернул ключи в зажигании, подумал – может, поехать и как следует нажраться? Именно – нажраться, то есть покушать до состояния безобразного отвращения к еде, до тошноты. Платон Матвеевич отдавал себе отчет, что если уж делать подобное не у себя дома (там в данный момент это было совершенно невозможно), то по крайней мере не в одиночку, а в компании единомышленников, то есть единожорцев. Поскольку потребуется заказать на всю ночь нужное кафе (в городе было всего три трепетно отобранных опытным жором точки), чтобы не шокировать случайных посетителей. Зная приблизительный распорядок почти всех своих единожорцев, Платон Матвеевич вздохнул – раньше восьми вечера никто не согласится приступить к трапезе – все они ужасно деловые люди.