Бей в точку - Джош Бейзел

Проволочную петлю просто сделать и так же просто спрятать, например под халатом. Но нужно быть психом, чтобы выбрать такой способ расправы. Какой нормальный человек захочет так близко подобраться к своей жертве? Я едва успеваю просунуть руку в петлю, как он ее резко затягивает.

Ясно одно: задушить меня вот так сразу у него не получится. Спереди горло защищено ладонью, сзади стетоскопом, так что перерезать артерии, с какой бы силой этот псих ни затягивал петлю, ему пока не удастся. Он может повредить вены, находящиеся ближе к поверхности, но это только замедлит кровопотерю. Я уже чувствую растущее внутричерепное давление, но до потери сознания еще далеко.

Вдруг этот тип начинает меня «пилить», попеременно подтягивая к себе и отпуская концы проволоки, чего я никак не ожидал. Ощущение такое, будто мою ладонь и шею режут острым стеклом. Стетоскоп ломается пополам и со звоном падает на пол.

Вот сейчас я могу вырубиться.

Каблуком ударяю сучонка по ноге. А ботиночки-то с металлическими накладками. Псих он и есть псих, все продумано. Мысок слегка прогнулся, гаденыш даже крякнул, но его планы это не сильно изменило. По таким шузам можно колесом проехаться, и ничего не будет.

Я отбрасываю его назад, но и этот ход им легко просчитывался, так что он успевает упереться ногой в операционный стол.

И все-таки это моя территория. Когда я пяткой снимаю тормоз, отчего стол срывается с места и мы оказываемся в свободном полете, это застает чувака врасплох.

Я падаю на него сверху. Из его легких с шумом выходит весь воздух. Но проволочные тиски не разжимаются.

Свободной рукой я вцепляюсь ему в волосы — был бы поумнее, обрился бы наголо — и, резко сев, выворачиваю чувака через плечо.

Трюк срабатывает: моя голова выскакивает из петли.

Псих шмякается оземь, лицом ко мне, с заметной проплешиной у виска. Дальше просто: серия быстрых ударов — локтем, ребром ладони, локтем, ребром ладони, — и через несколько секунд он в отрубе. Из затылка подтекает кровь.

Я, пошатываясь, встаю.

Не вовремя ты затеял мытье полов, чувачок.

В перевязочной я беру канцелярский пистолет для скрепок и с его помощью сшиваю рваную рану на ладони. Боль адская, но по крайней мере я смогу пользоваться рукой. Шею я наскоро бинтую. А что еще я могу сделать, когда вместо зеркала у меня обыкновенный лоток?

Пока я переодеваюсь в чистый операционный халат, взгляд падает на полку с наборами инструментов. Ярлыки говорят сами за себя: ДЛЯ ВСКРЫТИЯ ГРУДНОЙ КЛЕТКИ, ДЛЯ ПЕРЕСАДКИ ПОЧЕК и т. п.

Я снимаю коробку, на которой написано ДЛЯ РАЗРЕЗАНИЯ БОЛЬШИХ КОСТЕЙ, выбираю этакий мачете и приторачиваю его к бедру с помощью хирургического скотча.

Я выхожу в соседнюю комнату, чтобы смыть с рук кровь, и обнаруживаю там медбрата, который иглоподобным концом лапароскопа почесывает у себя под мышкой. А через пятнадцать минут этот самый конец со встроенной камерой введут больному в брюшную полость, а рядом будут стоять врачи в стерильных комбинезонах во избежание возможного заражения.

Скользнув по мне рассеянным взглядом, парень быстро выходит.

Я прочесываю палату за палатой — это самый верный способ, — пока не нахожу свою больную. Она лежит голая на операционном столе, уже в отключке. Анестезиолог держит на ее лице маску, а рядом двое резидентов выясняют, кто из них должен брить ей лобок, который в этом не нуждается. Медбрат выкатывает на меня вот такие шары.

— Вы без маски! И без шапочки! — вопит он.

— Не важно, — говорю. — Где врач?

— Убирайтесь из операционной!

— Кто ее оперирует?

— Я сейчас вызову охрану!

Я похлопываю его по бумажному халату, нарушая все предписания и тем самым вызывая новый вопль. Если операция все же состоится, то не раньше, чем через полчаса.

— Где врач, тебя спрашивают?

— Я здесь, — раздается голос за моей спиной. Я разворачиваюсь. Этакий патриций в маске. — Что вы делаете в моей операционной?

— У этой больной нет остеосаркомы.

Он невозмутим:

— Нет? А что у нее есть?

— Эндометриоз. Кровит только во время менструаций.

— Опухоль на периферии бедренной кости, — напоминает он, глядя на мою забинтованную и, вероятно, кровоточащую шею. Боль та еще. — Вы врач? — спрашивает он.

— Да. Это мигрирующая утробная ткань. Такое случается. Известны медицинские случаи.

— Назовите мне хоть один.

— Не могу. Я слышал от профессора. Конкретно — от профессора Мармозета в самолете. Он рассказывал мне разные идиотские казусы, про которые можно услышать в мединституте и которые почему-то не встречаются в реальной практике.

— В жизни не слышал такой белиберды.

— Я могу найти для вас в «Меделюксе» реальный случай. Утробная ткань в переднем отделе четырехглавой мышцы, соединенной с надкостницей. Вы можете ее просто удалить. Если же вы отрежете ей ногу, патология позже установит, что я был прав, и вас вздрючат по первое число. Вместе со всеми в этой операционной. Уж я об этом позабочусь.

Я обвожу жестким взглядом всех присутствующих. Врач задумчиво мычит. Я уже подумываю о том, чтобы прикоснуться к его бумажному халату.

— Хорошо, успокойтесь, — наконец изрекает он и сдирает с себя халат. — Я сам посмотрю в «Меделюксе».

— Спасибо.

— А кстати, с кем я имею честь разговаривать? Чтоб я знал, кого выгонять из больницы, если окажется, что вы ввели меня в заблуждение.

Ну-ну. Удачи тебе, придурок.

— Брна Медвежья Лапа, — представляюсь я ему и покидаю операционную.

Холл уже под контролем: с двух сторон по киллеру, еще двое поднимаются в лифте на следующий этаж.

Ёптытъ. Сколько же вас всего?

Ну что, Рембо? Я уже готов сорвать со стены гелиевый дозатор «Purell» и пустить его в ход в качестве напалма, но потом решаю, что спалить больницу со всеми пациентами — это уже, пожалуй, будет перебор. Вместо этого я ретируюсь на пожарную лестницу, где эхо разносит аккуратный топоток разыскивающих меня братков, и по возможности бесшумно устремляюсь в терапию тремя этажами выше.

Можно сказать, обратно в берлогу.

В этом есть свой плюс. Я ведь припрятал там пушку этого козла, что пытался утром меня ограбить.

Осталось только забрать ее.

А вот куда я ее засунул — большой вопрос. В голове сплошной туман из-за усталости и моксфена.

Тогда я решаю воспользоваться «методом Мармозета».

Суть его проста. Не пытайтесь вспомнить, куда вы что-то положили. Лучше подумайте, куда вы хотите это припрятать прямо сейчас, и смело туда идите. В самом деле, почему вы должны выбрать новое место? Ваше «я» обладает достаточной устойчивостью. Мы же не просыпаемся каждое утро другими людьми! Просто иногда мы сами себе не доверяем.