Наш бронепоезд. Даешь Варшаву! - Юрий Валин

– Может, мне пойти поискать? – спросила Мышка.

– Нет уж. Потом Фло пойдет искать тебя, а потом я наплюю на багаж и тоже пойду гулять? Подождем, никуда мальчики не денутся.

– Кэт, что этот тип на тебя так уставился? – шепотом спросила Флоранс.

Обычно на чужой взгляд в спину Катрин реагировала мгновенно. Самолет все чувства вытряс, рассеянной стала. Молодая женщина сердито глянула через плечо.

У пустующей стойки регистрации стоял молодой человек, опирался на изящную трость и старался смотреть ненавязчиво. Щурился.

– Это свой, – пробормотала Катрин. – Фло, я сейчас. Это старый товарищ. Безопасный. Я сейчас.

Мягкие подошвы кроссовок внезапно стали топать по гладкому мрамору пола, как разношенные сапоги.

– Привет. Все щуришься?

– Привычка, – молодой человек неуверенно улыбнулся. Вблизи он не казался таким молодым – вокруг глаз легли морщинки, и взгляд… Ну, взгляд всегда был старше.

– Здравствуйте, Екатерина Георгиевна.

– Если это ты, я тебя, пожалуй, обниму, – задумчиво пробормотала Катрин.

Парфюм у старого знакомого был хорош – кажется, «Кензо», но из-под дорогого аромата все пробивался запах того монастырского мальчишки. И полыни, и пыльных дорог…

Сидели в кафетерии. Остальная компания устроилась за соседним столиком. Багаж благополучно погрузили, наконец явившиеся «мальчики» то ли ужинали, то ли завтракали. Мрачноватый Цуцик поглощал кусочки гамбургера, подсовываемые Мышкой. Флоранс волновалась, что у пса расстроится желудок.

– Ты врач? – спросила Катрин, поглядывая на ухоженные руки старого знакомого.

– Немного врач, немного исследователь, – молодой человек напряженно улыбнулся. – Неловко как-то, да?

– Да это тебе, наверное, неловко, – Катя решительно перешла на русский язык. – Я же вроде как призрак. На твоем будильнике много годков натикало. Хотя внешне и не скажешь. Рада я тебя видеть. Даже таким холеным. Тьфу ты, просто не верится. Ой, как бы Пашка возмущался.

– Он и возмущался, – мальчик, давно переставший быть мальчиком, запнулся.

– Говори, – сказала Катрин, вертя в блюдце чашечку с остывающим кофе. – Говори, я в этой дряни варюсь не первый год, привыкла.

– Пашка в девяносто восьмом. Ничего поделать было нельзя – легкие у него всегда слабыми были. Вита – три года назад. До последнего работала, ругалась. Вы, Екатерина Георгиевна, возможно, о ней слышали? – молодой человек извлек из портфеля несколько футляров с DVD-дисками. – Я захватил – вдруг будет желание глянуть?

– Не выеживайся. Я старой бабкой не успела стать, – конечно, посмотрим, и с большущим интересом, – Катрин сгребла футляры. – «Восемь ножей в спину цивилизации», «Холокост трех материков». «Виктория Голутффин представляет новый документальный сериал… шокирующая правда о террористическом подполье…» Во как! Значит, глотнула Витуля киношного яда? Названия-то какие звучные-плакатные, даром что мы с Львом Давыдовичем лишь пять минут были знакомы.

– Вита получила шесть премий Международной ассоциации документального кино.

– Одуреть. Обязательно похвастаюсь, – Катрин глянула на соседний столик.

– Они знают? – шепотом спросил бывший мальчик.

– Ну, в общих чертах. Излишне натуралистические подробности я опускаю.

– Счастливая вы, Екатерина Георгиевна. Я уже ни с кем поговорить не могу.

– Брось скулить. Сразу видно – ты при делах.

– Да разве я жалуюсь? Занят на десять лет вперед. Это я только с вами хныкаю. По старой памяти.

– Э, может на «ты» пора переходить? Я тебе давно уж не командир. Девяносто лет, так? Фу, нелепость какая.

– Нет, я не отвыкну. Мы вас часто вспоминали. В последний раз, когда с Виточкой правнуков в Соединенную Россию возили, Пашка нас и в Одессу свозил. На то самое место. Посидели, вспомнили.

– Постой, сколько же у Витки правнуков?

– Четверо. Мельчает народ. Виточка между своими съемками бесконечными четверых родила. Времена-то были не лучшие. А сейчас все демографию просчитывают… геометры.

– Хм. Это точно. Вообще-то, я думала, прапорщик наш девчонку не упустит.

– А он и не упустил. До войны они с Витой двоих успели завести. Герман в 44-м погиб. В Нормандии. Он командиром роты артиллерийской разведки пошел. 4-я канадская бронетанковая дивизия. Немецкие танки прорывались, на НП вышли. Пока мы с противотанковым взводом от штаба дивизии добрались, танки уже из базук сожгли. Наш прапор командовал. Ну, пулеметная очередь… Вита мне тот день так и не простила.

– Черт! Я вам говорила подальше от свалки держаться? И что полезли?

– Герман сказал, что сидеть за океаном не может. Тем более Пашка уже год как воевал. Нечестно было. Если бы я в тот день не в штабе корпуса сидел…

– Ты-то что в бронетанках делал?

– Был такой отдел – «психологической разведки». Кое-что делали.

– Понятно. А Пашка? Ведь твердо обещал подальше от передовой держаться.

– Он строго, как вы учили, старался. К началу войны у него уже две дочери имелись. Физподготовкой командного состава занимался. Но в 41-м после Кишиневского прорыва попал в ополчение. Успел две недели батальоном покомандовать. В окружение угодил. После выхода и ранения снова кадры готовил. Диверсантов. После войны едва в запас уволился.

– Лихо. Так вы все время связь поддерживали? И сложностей у Пашки не было?

– Обошлось. Мы ему в 34-м весточку послали. Я, Екатерина Георгиевна, многому научился. Нам что ЧК, что НКВД – люди-то знакомые. Тем более что ТАМ чуть полегче было. Вы же знаете – Иосиф Виссарионович так и помер секретарем горкома Тифлиса.

– Да и хрен с ним. У нас здесь тоже с Украиной помирились-замирились. Коллеги мои бывшие совместно работают. Только насчет футбола непреодолимые противоречия и остались. Остальное признано временными заблуждениями и мороком, наведенным враждебными потусторонними силами. Ладно, что нам политика. У тебя-то как с личным? Выглядишь женихом.

– С личным трудно, – молодой человек по-стариковски вздохнул. – С внуками толком не вижусь. С правнуками общаюсь регулярно – только сами понимаете – числюсь четвероюродным братом. Смешно. Но кое-какой авторитет сохраняю.

Катя засмеялась:

– И вправду, многому научился. Экая морда траурная. Доволен, значит? Сколько же их у тебя?

– Трое правнуков. Две внучки. Дочь – наша с Виточкой. Сейчас в Чикагском университете преподает.

– Ой! – Катрин ухватилась за сердце. – Ваша дочь?! Ты меня добьешь!

– После войны Виточке тяжко было. Ну и… Мы почему-то были уверены, что Герман не осудит. А Пашка нас очень даже одобрил. Потом, правда, Вита мне отставку дала. Обосновала тем, что совместная постель с такой старой теткой, как она, молодого человека слишком компрометирует. Ну или наоборот. Успела еще замуж выскочить и девочку родить. Дария до сих пор со мной работает. Лихая дама. Но до мамы ей далеко. Отчаянной девчонкой наша Виточка была.