Лето Гелликонии - Брайан У. Олдисс

– Я очень ценю вашу готовность служить. И жду от вас только честности и надежности, чем вы, без сомнения, отличаетесь и на что я могу рассчитывать. У меня есть письмо, и я хочу попросить вас доставить его для меня, тайно. Совсем недавно вы упомянули Киивасиен, что на границе с Рандонаном. Могу я быть уверена в том, что вы сможете доставить мое письмо некоему господину, состоящему в командовании Второй армией, и что никто не узнает об этом?

При этих словах лицо капитана помрачнело настолько, что его круглые щеки стали казаться высеченными из камня.

– Там идет война, а на войне всякое может случиться. Ни за что нельзя ручаться, ваше величество. Судя по последним новостям, дела борлиенской армии плохи и Киивасиен вот-вот падет. Но… я готов пойти на это, ваше величество. Отсюда мой корабль идет вверх по реке Касол за Киивасиен, в Орделей. Там я постараюсь найти способ отправить ваше письмо со специальным гонцом. Надеюсь, мне удастся найти смелого человека. Само собой, ему придется заплатить…

– Сколько?

Капитан задумался.

– У меня есть на примете один юнга, который возьмется за это. Когда молод, не боишься смерти.

Капитан назвал королеве цену. Не торгуясь, та с готовностью заплатила и вручила капитану кожаный кошелек с письмом к генералу ТолрамКетинету.

Мунтрас снова поклонился.

– Я рад и горд, что могу оказать вам услугу. Первым делом я отведу свой фрегат в Олдорандо, куда должен доставить груз. Переход вверх по реке займет четыре дня, еще два дня я простою там и за два дня вернусь обратно. На все про все уйдет неделя. После короткой остановки в Матрассиле я пойду дальше на юг, в Оттассол.

– Как долго! Вам обязательно плыть сначала в это Олдорандо?

– Дело есть дело. У купцов своя честь.

– Хорошо, оставляю это на ваше усмотрение, капитан Мунтрас. Надеюсь, вы поняли, что дело, о котором идет речь в этом письме, крайне важно и требует совершенной секретности? Все должно остаться строго между нами. Исполните мою просьбу, и я щедро вас отблагодарю.

– Счастлив помочь, ваше величество.

Распив с капитаном еще по бокалу охлажденного вина, королева распрощалась с ним и, приободрившись, почти весело двинулась обратно во дворец в сопровождении фрейлины, сестры генерала, письмо к которому наконец начало свой путь. Какое бы решение ни принял король, теперь у нее появилась надежда.

Ветер гулял по всему дворцу, хлопал дверями и взметал занавеси. Король ЯндолАнганол, без кровинки в лице, вел разговор со своими духовниками. После нескольких минут пространных рассуждений один из духовников сказал:

– Ваше величество, дело, о котором вы печетесь, свято по своей сути, и я верю, что в сердце вы уже сделали выбор. Ради нашей веры вы сумеете скрепить новый союз, и мы, святые отцы, благословляем вас на это.

В ответном слове короля звенела сталью яростная одержимость:

– Если я пойду на союз, о котором вы говорите, это будет означать, что я во власти лукавого и впущу его в святую обитель.

– Не стоит так сгущать краски, мой повелитель. Ваша королева и ее брат плели сети заговора против Сиборнала, и теперь, после того как ЯфералОборал погиб, королеву следует наказать.

Духовники уже уверовали в ложь, которой дал ход сам король; быть может, уверовали лишь отчасти, но все же вслух не ставили слова короля под сомнение. Идея пустить такой слушок принадлежала старику отцу короля, и, раз сорвавшись с ловких уст, клевета стала всеобщим достоянием, а затем и истинным свидетельством против королевы.

Полномочные послы в своих покоях ожидали ответа короля, не переставая сетовать на неудобства маленького и жалкого матрассильского дворца, на здешнюю нищету и плохое гостеприимство. Королевские советники без устали вели споры, ревностно отстаивая друг перед другом только им самим понятные эфемерные преимущества; сходились же советники только в одном, в чем никто из них не сомневался. Вкратце это сводилось к следующему: как только король Орел разведется со своей королевой и женится на Симоде Тал, вопрос о недопустимо выросшем за последние годы поголовье фагоров в Борлиене снова будет поднят.

По утверждению старых летописей в незапамятные времена огромные скопища фагоров захватили Олдорандо, сожгли и сровняли с землей его города. С тех пор ненависть к двурогим передавалась в Олдорандо из поколения в поколение. Год от года популяция фагоров неуклонно уменьшалась. Панновальский блок считал обязательным, чтобы Борлиен так же неукоснительно следовал общепринятой политике. Как только Симода Тал станет женой короля Борлиена и министры ее двора получат влияние при Матрассильском дворе, требование гонений на анципиталов будет выдвинуто самым решительным и недвусмысленным образом.

Едва мягкосердечная МирдемИнггала сойдет со сцены и некому станет сдерживать короля Орла, нового крестового похода против двурогих не миновать.

Но что же король, каким будет его решение?

В четырнадцать часов с несколькими минутами король стоял нагишом в одном из верхних покоев дворца. На стене, с мрачной торжественностью отсчитывая секунды, раскачивался огромный оловянный маятник. Напротив, на другой стене, висело большое серебряное зеркало. По углам вместе с гардеробными молча ожидали знака от короля прислужницы, готовые сию минуту начать одевать монарха и готовить его к встрече с иноземными послами.

Между маятником и зеркалом либо стоял, либо ходил быстрыми шагами от стены к стене король ЯндолАнганол. Мучаясь в нерешительности, он раз за разом проводил пальцами по еще свежему шраму на бедре, потирал бледный плоский живот или заглядывал себе за спину, чтобы увидеть там вспухшие кровавые полосы, спускающиеся до худых ягодиц. Видя в зеркале отражение малорослого, исхлестанного бичом существа, он рычал от бессильной ярости.

Он легко мог отправить дипломатов паковать тюки и баулы, не дождавшись ответа, несолоно хлебавши; обуревающая его черная ярость и кхмир затмевали разум, и он колебался на грани такого решения. После этого он мог бы стиснуть в объятиях самое дорогое, что было у него на свете, - королеву - и усеять ее рот горячими поцелуями, перемежая их с клятвами не расставаться никогда, с обетами вечной любви и верности. Он мог также разыграть и полную противоположность, став в глазах одной негодяем, а в глазах многих святым, готовым бросить все к ногам своей страны.

Те немногие, кто следил сейчас за ним со стороны, издалека, а именно семейство Пин с Аверна, многие часы проводившее за изучением глубинных психологических связей и духовных противоречий королевского рода, считали себя вправе с уверенностью заявить, что решение, сию минуту сводящее с ума короля, на самом деле принято им очень давно. Хранящаяся в банках памяти Пин информация восходила к той далекой поре, когда, около шестнадцати поколений назад, большую часть Кампаннлата укрывали непроходимые снега, а в далекой глухой деревне, зовущейся Олдорандо, правил некто АозроОнден, далекий предок Анганолов. Нанизанной на эту неразрывную нить висела бусина-история размолвки между сыном и отцом, скрывающаяся в тени многих поколений, но до сей поры не забытая.