Сказки немецких писателей - Новалис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обменявшись такими словами, они надолго замолкли, и стало слышно, как шипит сковорода и скворчат блины.
— Вот и Каспар тоже хорошо поет, — снова заговорила девушка.
— Уж наверно.
— Да, — подтвердила девушка. — Но только так, как у вас, у него всё-таки не получается. И где это вы выучились такой славной песне?
Хинцельмейер на это не ответил, а стал ногами на перевернутую бадейку, которая лежала под самым оконцем, и заглянул в комнату, из которой выглядывала девушка. Там всё было залито солнцем. На красном плиточном полу лежали тени гвоздик и розовых кустов, которые, должно быть, росли в саду перед окном. Внезапно в глубине комнаты распахнулась дверь, налетел порыв весеннего ветра, сорвал у девушки с чепчика голубую ленточку и, вылетев в раздвижное оконце, заплясал по кухне, вертя свою добычу. Но Хинцельмейер ловко метнул свою шляпу и поймал её, как бабочку.
Оконце было довольно высоко в стене. Хинцельмейер потянулся с ленточкой наверх, девушка нагнулась за ней вниз, и тут они стукнулись лбами так, что прямо-таки звон пошел кругом. Девушка вскрикнула, оловянные тарелки загремели, а Хинцельмейер совсем переконфузился.
— Знатная же у вас голова! — сказала девушка, утирая слезы.
Но когда Хинцельмейер, пригладив разметавшиеся волосы, поглядел ей в глаза задушевным взглядом, она потупилась и спросила:
— Не очень зашиблись-то?
Хинцельмейер только рассмеялся.
— Нет, милая девушка, — воскликнул он и затем — откуда только храбрость взялась! — задал ей вопрос: — Вы уж не сердитесь, коли я что не так скажу; небось у вас уже есть жених?
Она подперлась кулачком и хотела посмотреть горделиво, но едва глянула ему в глаза, как больше не могла отвести взгляда.
— Чего это вам на ум взбрело? — промолвила она тихим голосом.
Хинцельмейер только потряс головой, и опять оба примолкли.
— Милая девушка, — заговорил спустя некоторое время Хинцельмейер, — я бы хотел отнести ленточку к вам в горницу.
Девушка кивнула ему.
— А как мне войти?
В ушах у него прозвучало: «Иной раз путь ведет через окно». Это был голос его матери. Он вдруг увидел её, как она сидела возле его кровати, увидел её улыбку, ему вдруг почудилось, что всё вокруг потонуло в розовом тумане, который, клубясь, пролился на кухню через раздвижное оконце. Он опять взобрался на бадейку и обнял девушку за шею. И в этот миг он увидел у неё за спиною сад; там всё заросло розовыми кустами, и они колыхались, точно море, а где-то вдали пели прозрачные девичьи голоса:
Розы, радостно цветите!
Розы, нас к себе возьмите!
Хинцельмейер осторожно отстранил девушку от окошка и уже оперся руками, чтобы перемахнуть за подоконник, как вдруг над головой у него, откуда ни возьмись, послышалось «Крагира!», захлопали крылья, и не успел он опомниться, как ворон сбросил ему прямо на нос зеленые очки. Он увидел, как девушка протягивала к нему руки, но это было уже словно во сне, а затем всё сразу исчезло из глаз, а далеко впереди он увидел смутные очертания человека, который сидел в глубокой каменной яме и, как показалось Хинцельмейеру, усердно долбил стамеской дырку.
Глава шестая
МАСТЕРСКИЙ ВЫСТРЕЛ
«А ведь этот человек ищет философский камень», — подумал Хинцельмейер, щеки у него загорелись, и он бодро зашагал в ту сторону; однако идти пришлось дольше, чем ему сперва показалось; он подозвал ворона, чтобы тот для прохлады обмахивал его своими крыльями. Только через час Хинцельмейер достиг самого дна ущелья. Тут он увидел кого-то черного, шершавого, с рогами во лбу и хвостом позади, который он для удобства распластал на камне. Когда Хинцельмейер приблизился, рогатый зажал стамеску в зубах и встретил его любезнейшим кивком, помахивая при этом хвостом и таким образом заодно подметая пыль, которая скопилась в ямке. Хинцельмейер засмущался, не зная, как обратиться к новому знакомому, и, чтобы скрыть неловкость, он всякий раз отвечал на его поклоны не менее любезными поклонами; обмен учтивостями несколько затянулся. Наконец рогатый заговорил с Хинцельмейером:
— Вы, кажется, не знаете меня?
— Нет, — сказал ему Хинцельмейер, — Может быть, вы мастер по насосам?
— Да, — ответил его собеседник. — Нечто вроде. Я — черт.
Хинцельмейер сперва отказывался этому верить, но черт уставился на него таким филином, что в конце концов вполне убедил Хинцельмейера, следующий вопрос которого прозвучал как нельзя более скромно:
— С вашего позволения, я хотел бы у вас спросить, не предназначена ли эта огромная дыра для физического эксперимента?
— Знакомо ли вам, что значит Ultima ratio regum?[13] — спросил черт.
— Нет, — ответил Хинцельмейер. — Ratio regum не имеет никакого отношения к моему искусству.
Черт почесал копытом в затылке и затем, взяв тон крайнего превосходства, спросил:
— Дитя мое, а знаешь ли ты, что такое пушка?
— Еще бы, — ответил Хинцельмейер и улыбнулся, потому что в этот миг перед его мысленным взором предстал весь арсенал, которым он владел в мальчишеские годы.
Черт от удовольствия похлопал по камню хвостом:
— Три фунта пороху, добавить искорку адского пламени, и тогда!.. — При этих словах он, засунув одну лапу в пробуравленное отверстие, а другою приобняв Хинцельмейера, по-приятельски доверительно закончил: — Мир совсем выбился из послушания. Я решил взорвать его!
— Ну и дела! — воскликнул Хинцельмейер. — Лекарство — радикальное; можно сказать, лошадиная доза!
— Да, — согласился черт. — Ultima ratio regum. Заверяю, что никакого человеческого терпения не хватило бы всё это вынести. А теперь прошу извинить меня на минуточку, тут надо навести инспекцию.
С этими словами черт поджал хвост и прыгнул вниз в пробуравленную дыру. И тут Хинцельмейер почувствовал вдруг прилив сверхъестественной отваги и решил взорвать черта, чтобы и духу его на земле не осталось. Недрогнувшей рукой он вынул коробок с огнивом, высек огня и кинул в дырку, потом сосчитал: «Раз, два…», но не успел он сказать «три», как бездонный пистолет выпалил весь заряд вместе с пыжом. Земля шарахнулась по небу в ужаснейшем скачке. Хинцельмейер, точно подкошенный, грохнулся на колени, а черт бомбой вырвался из дыры, пролетел по воздуху и помчался из одной планетной системы в другую, где стал недосягаем для земной силы притяжения. Хинцельмейер провожал взглядом его полет, но так как черт всё летел и летел, не переставая, у Хинцельмейера от долгого глядения глаза заволокло слезой. Когда земля наконец успокоилась настолько, что можно было устоять на ногах, он вскочил и огляделся вокруг. Снизу зияло черное дымящееся жерло каменной мортиры; временами оттуда вырывались клубы