Путешествие за счастьем. Почтовые открытки из Греции - Виктория Хислоп

Если Исмини мечтала о необыкновенном будущем, то Антигону вполне устраивала ее жизнь в Пирее. В середине 1930-х годов Пирей был быстро растущим городом с населением около двухсот тысяч жителей и богатой культурой. В театре или кино всегда показывали что-то новое, часто устраивались художественные выставки. После смерти матери — Антигоне тогда было пятнадцать — отец предоставил им с сестрой довольно большую свободу. Они бывали где хотели, а жизнь в городе била ключом.

Антигона много читала, часто садилась у открытого балконного окна и рисовала то, что видела: обычно корабль или одно из неоклассических зданий города с морем на заднем плане. Иногда она делала наброски прохожих на улице, а потом в тишине дома расцвечивала рисунки красками. «Тебе нужно преподавать!» — говорила ей Исмини, и она последовала совету сестры, что приносило небольшой доход и независимость. Но шли годы, и будущее виделось ей неутешительным — так она и останется учительницей рисования, вековухой, которая живет в отцовском доме. Это окончательно склонило ее к решению выйти замуж.

Она знала, что в браке с Кристосом Вандисом ей придется идти на жертвы и его богатство вряд ли компенсирует потери. В Пирее у Антигоны с детских лет были друзья, и на свадьбе она видела много знакомых лиц, но, когда торжество закончилось, поняла, что присутствовала на прощальной вечеринке.

Потом они с мужем провели два дня в отеле «Гранд-Бретань» в Афинах, после чего вернулись в Пирей, откуда немедленно отправились на Андрос. Ее отец, сестра и трое близких друзей пришли помахать ей на прощание, судно все больше удалялось от берега, провожающие превратились в крохотные безликие фигурки, и она вдруг подумала, что эти маленькие точки, на которые она смотрит, может быть, и не знакомые ей люди, а какие-то чужаки.

Антигона порадовалась, что муж ушел на мостик. В горле у нее застрял ком, она едва сдерживала слезы, когда все, что было ей дорого, — люди, дома, корабли у причала — постепенно растаяло вдали. Платочек, которым она махала провожающим, пригодился для того, чтобы утереть мокрые глаза. Никогда не любила она Пирей сильнее. У нее камень лежал на сердце. Она знала, что теперь долго не увидит родной город.

Андрос показался в иллюминаторе, когда судно подходило к причалу в Гаврио. Антигона лежала на койке в каюте, мучимая морской болезнью. И только когда всякое движение снаружи прекратилось, она открыла глаза. За стеклом сияло голубое небо. Ее желудок перестал подскакивать к горлу, и она осторожно села. Вдоль берега тянулись зеленые холмы и ряд домов. Прежде чем выпить воду из стакана, предусмотрительно поставленного кем-то на полочку у койки, молодая жена посидела некоторое время спокойно, убедилась, что ее не укачивает, потом посмотрела на себя в маленькое зеркало на внутренней стороне двери. Увидела серое, восковое лицо. Под глазами синяки. Она расчесалась, быстро накрасила губы, нарумянила щеки.

Раздался резкий стук, дверь в тот же миг открылась, и вошел Кристос.

— Готова? — спросил он, игнорируя ее недавние страдания. — Там ждет машина — она отвезет нас в Хору. Кто-нибудь возьмет твои вещи.

Она выдавила улыбку и пошла за ним по узкому коридору, обитому деревянными панелями, потом вверх на палубу по полированной лестнице.

Между портами ее родного Пирея и незнакомого Андроса было два существенных сходства: море и суда. Во всем остальном Андрос ничуть не походил на ее прежний дом. Кристос сидел рядом с водителем и не умолкал ни на минуту, пока они ехали по петляющей прибрежной дороге. Антигона молчала на заднем сиденье. На нее опять накатывала тошнота, и за два часа пути из Гаврио до дому женщине пару раз пришлось просить водителя остановиться.

Машина виляла, повторяя все зигзаги и повороты дороги, а Антигона смотрела в окно, время от времени невнятно мыча в подтверждение того, что она слушает Кристоса. Муж рассказывал ей об обществе, частью которого она теперь станет. Преодолевая туман головокружения, которое не отпускало ее, она слушала перечень имен. Кто есть кто, кто родня, кто на ком женат, с кем дружить, кого избегать. Со слов мужа ей показалось, что она должна общаться только с женами других судовладельцев.

Когда они остановились перед безукоризненным особняком кремового цвета, с каннелированными колоннами и вычурными чугунными перилами на балконах, голова у Антигоны уже шла кругом и ей казалось, будто ее мозг отделился от тела. Шофер, открывший дверь, увидел, что ей требуется помощь. Кристос уже прошел в дом, и экономке с горничной предстала новая хозяйка — болезненного вида женщина, тяжело опирающаяся на руку водителя. Этот образ навсегда сохранился в их памяти.

Многие из пожилых жителей Андроса не смогли приехать на свадьбу, а потому на следующей неделе в большом обеденном зале был устроен прием. Под взглядом смотревших с картин предков мужа Антигона обменялась рукопожатием с сотней хорошо одетых незнакомых людей. У некоторых стариков были такие же суровые лица, как на портретах, и она спрашивала себя: не родственники ли они ее мужу?

© Ivan Smuk/Shutterstock (рамка)

В течение следующих нескольких дней Антигона получала все новые и новые инструкции от Кристоса и совсем запуталась. Кого из чудаков и авантюристов на острове следует избегать? Ее муж, конечно же, хотел избавить ее от опасного знакомства, но у нее возникли подозрения, что истинные его намерения заключаются в том, чтобы замуровать жену в четырех стенах до своего возвращения. Как ей казалось, он предпочел бы, чтобы она вообще не выходила из дому.

В конце июля, три с половиной недели спустя после свадьбы, Кристос Вандис отправился в Штаты. Даже при условиях идеальной погоды он не предполагал вернуться раньше чем через год. Антигона ощутила острый укол в сердце. Ее бросали в одиночестве. Она оказалась вдали от дома, в ссылке, в заточении.

Шли недели, и после долгой разлуки лишь портрет, висящий в коридоре, напоминал ей о том, каким был ее муж. Его прикосновения давно забылись, единственное, что еще воскрешало в памяти облик Кристоса, — это запахи. Она порой заглядывала в его комнату, где висели костюмы, которые все еще хранили аромат табака и одеколона… или же проходила мимо кафениона, где все мужчины курили. За то короткое время, что супруги пробыли вместе, между ними начала зарождаться близость — ее крохотное подобие, — но теперь от нее не осталось и следа.

Из-за летней жары жизнь текла медленно, лениво. Распорядок дня Антигоны сводился к визиту в дом жены какого-либо судовладельца или приему одной из дам этого круга. Она редко говорила с кем-нибудь, кроме них. Общение с горничными ограничивалось ее пожеланиями относительно меню, а в последние недели вообще сошло на нет. Антигона словно впала в беспробудный сон, но безделье беспокоило ее меньше, чем она предполагала. Палил нещадный зной, улицы были безлюдны, стрелки часов еле ползли, и дневная вялость переходила в ночную бессонницу.

По мере того как подкрадывалась осень и дни становились прохладнее, энергия возвращалась к Антигоне. Она не могла больше сидеть взаперти, домашние дела наскучили ей. Из той, прошлой жизни она взяла с собой мольберт и краски и первого октября, поднявшись с рассветом и накинув на плечо сумку, отправилась в горы. Перед выходом из дому она захватила с кухни бутылку с водой, кусок сыра и несколько томатов. Горничная молча глядела на нее. Она так и не избавилась от того первого впечатления, которое новая хозяйка произвела на слуг. Те смотрели на нее как на немочь ходячую, для них она была и осталась чужой. Антигона не знала, что они делают у нее за спиной или когда ее нет в доме. На мебели вечно лежал слой пыли, и Антигона полагала, что слуги вздыхают с облегчением, когда она уходит. Однако ее это мало волновало и вполне устраивало собственное общество в компании с красками.