Крылья распахнуть! - Ольга Голотвина

– На стоянке и я послушал бы, – кивнул Дик.

Из лавки вышла Лита. Учтиво кивнула капитану и подняла покупку на ладони:

– Вот! «Тайна Рокового ущелья»! Я выторговала четверть делера.

– Молодец, – кивнула Мара. – Очень уж они дорогие, эти книги.

– Они стоят своей цены, – уверенно ответила Лита.

Наугад открыла она книгу, скользнула глазами по странице и выразительно прочла:

– «Пальцы разжались, и Бертран спрыгнул с ветви дуба на крышу бешено летящей кареты. Кучер, привстав на козлах, обернулся. От резкого движения шляпа с широкими полями, дотоле закрывавшая его лицо, полетела под колеса, и Бертран увидел, что каретой, увозящей прелестную эрлету Диану, правит его давний недруг эдон Алонзо. Злодей изрыгнул проклятие и выхватил пистолет, но Бертран с криком: “За короля и мою любовь!” – ударом ноги вышиб оружие…»

Лита лукаво глянула на загоревшиеся, жадные глаза леташей – и захлопнула книгу.

– Ишь ты! – уважительно сказал Хаанс. – Вот это я понимаю. Где ни откроешь – везде Бертран вытворяет что-нибудь этакое…

* * *

Оставив команду обсуждать новое приобретение, капитан отправился на поиски лавок, где можно было бы закупить провизию для команды и корм для Лапушки и Простака. Погонщик вызвался составить ему компанию: еще во время службы на «Облачном коне» он ходил по здешним лавкам с капитаном Джанстеном и помнил, где можно взять товар подешевле.

По пути разговорились о городских достопримечательностях.

– Я-то знаю, куда вечером подамся, – по-мальчишески блестел глазами Дик. – Мне еще в Академии рассказали парни – мол, за Южными воротами Андерхилла огорожен парк. Называется – Стрекозиные пруды. Там можно здорово повеселиться! Там два театра, и маленькие уютные харчевни, и павильоны для танцев, и уединенные беседки, и пруды с маленькими лодочками… и музыка, везде музыка… А женщины – в масках, все-все, и нельзя угадать, кто это – шлюха на промысле или жена губернатора забежала развлечься… Нет уж, я до утра не вернусь на шхуну!

Музыка наполняла парк, плыла над ним, возникая ниоткуда и растворяясь в темных кронах вязов, струясь меж стройных берез, омывая заплетенные зеленью беседки, откуда слышался смех, взвизгивание, громкие, но неразборчивые голоса. Музыка изменялась, становясь то задумчивой, то страстной, то веселой, плясовой.

Высокая стройная женщина в жемчужно-сером платье и такой же полумаске терпеть не могла ничего загадочного, непонятного, поэтому, идя по аллее, искала глазами музыкантов.

Вон там, под навесом из опущенных до земли ветвей ивы, – трое. За беседкой – двое, тень на траве их выдает. В развилке ветвей дуба, на крохотном «насесте» – одинокий флейтист. И все понятно, и никакой «музыки ниоткуда»…

Сказка расползалась, как старое кружево, и это устраивало женщину в сером, которая не любила сказок.

Двое мужчин, идущих справа и слева от женщины, были без масок. Их глаза настороженно, цепко обшаривали аллею и беседки вокруг нее. Мужчины были при шпагах: вход в парк с оружием не воспрещался. Более того: Стрекозиные пруды считались удобным местом для дуэлей, и в укромных уголках, вдали от главной аллеи, часто слышался звон стали.

– Энния, деточка, – сказал старший из мужчин, – к театру Безанса ведет вон та тропинка, налево…

Улыбка тронула тонкие губы женщины.

– Откуда ты знаешь, старый барсук? Так часто здесь бывал?

– Нет, – серьезно ответил «старый барсук». – Но когда я понял, что ты не шутишь насчет этой безумной прогулки, я отправился сюда и прошел весь путь от ворот до театра.

– Ты предусмотрителен, Роберт, хвалю!

– Не хвали. Был бы я предусмотрителен – запер бы тебя в твоей комнате, маленькая паршивка, и дверь бы шкафом загородил!

Девушка хихикнула при слове «маленькая», пропустив мимо ушей «паршивку». Только два человека во всем мире могли говорить в таком тоне с альбинской принцессой: король Аргент Второй – и старый телохранитель, который растил Эннию. Когда-то принц Аргент тягался за престол с братом-близнецом, а своих детей, спасая от убийц, скрытно разослал по семьям верных людей. Маленькая Энния долго считала Роберта своим дядей. Но и позже, когда Аргент воссел на трон и вернул детей в столицу, воспитатель и защитник Эннии был призван ко двору и возглавил личную охрану принцессы.

– До представления есть время, – вкрадчиво сказал второй спутник принцессы, смазливый молодой человек в темно-зеленом камзоле, и пригладил свои рыжеватые усики. – Может, погуляем?

Роберту не по нраву пришлось это предложение, но он лишь спросил:

– А как мы узнаем, когда они начнут? Ты же говорил, что Безанс не назначает точного времени начала представления.

– Не назначает. А какой смысл? У многих ли посетителей парка при себе часы? За полчаса до начала актеры поднимают цветные фонари на тот шест – видите, эрл Роберт, верхушка торчит над деревьями?..

– А днем? – заинтересовалась Энния. – Днем – тоже фонари?

– Нет, днем – разноцветные флаги…

Роберт украдкой поглядывал на принцессу. Не похоже было, что она радуется украденной прогулке. Пошла на серьезный риск, поставила на кон будущий брак, свои права на трон… а вышагивает с таким скучающим видом, словно отбывает неприятную повинность…

Энния словно угадала мысли телохранителя – а может, и впрямь угадала. Лукаво улыбнулась:

– Перехвалили эти Стрекозиные пруды, верно?

«Пожалуй, и впрямь перехвалили, – подумала она. – Все эти театрики-харчевенки, беседочки-прудочки… Ну, хоть буду знать, как развлекаются те, у кого есть выбор…»

Выбор – это и было ключевое слово, расшифровывающее смысл опасной затеи.

Принцесса имела серьезные виды на будущее – вплоть до альбинского престола. На ее стороне была придворная партия, которую возглавлял сам граф Данкерн – а с таким сторонником взошло бы на трон даже чучело медведя из Охотничьих покоев дворца.

И эта партия уверенно вела Эннию туда, куда считала нужным, словно фигурку по игровой доске.

Это был правильный путь, Энния одобряла его и шла без спора. Но все же горько было ощущать себя фигуркой, которую переставляют с клетки на клетку чьи-то умелые пальцы!

А хуже всего было то, что и впереди не было надежды на волю. Королева Энния Первая останется такой же игрушкой в чужих руках.

Затея с посещением Стрекозиных прудов была безрассудной лишь на посторонний взгляд. Энния знала: это проверка своей готовности действовать самостоятельно. Да, опасная… но такой и должна быть настоящая проверка.