Рихард Зорге. Джеймс Бонд советской разведки - Борис Соколов

Сначала Зорге решительно отрицал все обвинения, требовал встречи с послом и добился обещания устроить ее 25 октября. Но когда ему были предъявлены вещественные доказательства и обширные показания Макса Клаузена, он сломался. Об этом свидетельствует наблюдавший за делом японский прокурор Ёсикава: "Арестованный 18 октября Зорге решительно отрицал предъявленные ему обвинения. Полиция обязалась устроить 25 октября встречу Зорге с послом Германии и поэтому стремилась добиться от него признания… 24 октября Охаси (помощник полицейского инспектора, допрашивавший Зорге. — Б.С.) доложил начальству, что появилась возможность получения признания, а на следующий день это подтвердилось, и в большой инспекторской комнате собралось 12–13 человек…

Для получения признания насилия к Зорге не применяли. Ему были предъявлены вещественные доказательства и потребовали их объяснения. Таким образом, в конце первой недели он признался…

Примерно в четыре часа дня, в субботу, я, вместе с моим коллегой Тамасавой и полицейским пошли к нему выяснить, позволяет ли его здоровье продолжать допрос. В это время он и признался. Перед признанием он попросил бумагу и карандаш. Затем, взяв бумагу, он написал на немецком языке следующее: "Я с 1925 года коммунист и продолжаю им оставаться и в настоящее время". Эту записку он передал мне. После этого он снял пиджак и, поднявшись, громко сказал: "С того времени, как я стал коммунистом, я никогда не терпел поражений, теперь я впервые проиграл". Сказав это, Зорге заплакал. Затем… дал согласие приступить к допросам в понедельник".

Скорее всего, Зорге при допросах действительно не били. Все-таки он был подданным союзной Германии, запросто вхожим к послу, да и улик против него и так было выше крыши.

В своих показаниях Рихард старался взять большую часть вины на себя, чтобы облегчить участь остальных. И по именам называть старался только тех, кого уже назвали другие участники группы или кто уже был за пределами территорий, занимаемых японскими войсками. И попросил не трогать "девушку из кафе", свою японскую любовницу, которая не имела ни малейшего отношения к его работе. Узнав, что его выдал Одзаки, Зорге произнес: "Японец остается японцем".

Следователи дали Зорге пишущую машинку, на которой он печатал на немецком языке письменные объяснения по разным вопросам. "Когда Зорге кончал главу или раздел своих показаний, — вспоминал после войны один из следователей, — он зачитывал их мне, а после внесения по моему требованию поправок или дополнений передавал написанное в мои руки. Эти показания были написаны Зорге в одном экземпляре". Их приобщили к делу в качестве вещественного доказательства. Относительно их авторства Зорге заявил позднее: "Я написал их согласно требованию прокурора и на тему, им предложенную.

Что касается содержания, то оно зависело от моей воли, и я не встречал здесь ограничений". Кроме них существовали подписанные Зорге протоколы допросов, сделанные по-японски и переведенные на немецкий язык. Так появились "Тюремные записки" разведчика, которые иногда еще называют его "мемуарами", но весьма своеобразными.

Самым стойким оказался Бранко Вукелич. Следователь отметил: "У Вукелича совершенно отсутствует желание раскаяться". Также американский генерал Уиллоуби заметил о Вукеличе: "Он обладал большим мужеством, потому что даже в самых подробных обвинительных материалах, которые сохранились, невозможно найти никаких детальных сведений о его работе. Его ранняя смерть в тюрьме также доказывает, что он оставался тверд…"

Эйген Отт был возмущен до глубины души. Едва узнав об аресте своего друга и помощника, он 23 октября направил в Берлин следующее сообщение: "Здешний многолетний представитель "Франктуртер цайтунг" Рихард Зорге и другой подданный германского рейха, Макс Клаузен, арестованы японской полицией по подозрению в поддержании будто бы враждебных государству связей. Одновременно арестовано некоторое число японцев, один из которых якобы близко стоял к кругу сторонников бывшего премьер-министра князя Коноэ… Можно предположить, что речь идет об акте мести или об интриге, в которую оказался запутан Зорге. Как здесь известно, относящаяся к нам враждебно группа все еще обладает большим влиянием в полиции и в среде чиновничьего аппарата министерства внутренних дел и министерства юстиции, в связи с чем в обстоятельствах дела Зорге нельзя исключать враждебных Германии намерений".

Отт требовал свидания с Рихардом, а также чтобы его ознакомили с материалами предварительного следствия. Свидание было получено — правда, всего на пять минут. Арестованному категорически запретили касаться в разговоре обстоятельств его дела. Вопросы посетителей сначала переводились на японский, а уж потом, с разрешения следователя, Зорге мог отвечать. "Он был плохо выбрит, — вспоминал впоследствии Отт, одет в куртку заключенного и производил ужасающее впечатление". Присутствовавшему на свидании советнику-посланнику Кордту запомнилось другое: "Он держался прямо и производил впечатление человека, владеющего собой. "Мне запрещено давать вам разъяснения", — ответил он на наш вопрос. Он не высказал никаких желаний, отказался также и от услуг адвоката…"

Японские следователи вряд ли сомневались, что информация от Одзаки и других информаторов Зорге передавал не только в Москву, но и в германское посольство. Однако скандал по этому поводу поднимать не стали, чтобы не испортить еще больше отношения с главным союзником Японии.

Германское посольство было обескуражено неожиданным арестом Зорге. Отт сначала думал, что произошло недоразумение. О реакции в посольстве на случившееся говорит служебная записка от 14 ноября 1941 года, полная дифирамбов Зорге, посланнику Брауну фон Штумму, занимавшемуся в германском МИДе расследованиями:

"Германский корреспондент Рихард Зорге, работавший с 1936 года в Токио для "Франкфуртер цайтунг", арестован японской полицией 22 октября 1941 года вместе с другим подданным рейха по имени Макс Клаузен по надуманному обвинению в антияпонских связях.

Рихард Зорге является хорошим знатоком Японии и талантливым журналистом; однако строгой объективностью своих репортажей, в которых он порой позволял себе и критику, он часто навлекал на себя недовольство официальных кругов страны пребывания. Исходя из информации, полученной от ответственных германских инстанций в Токио, подозрение насчет вменяющейся в вину Зорге причастности к коммунистической деятельности следует считать заблуждением. По мнению посла Отта, близко знающего Зорге, эта акция представляет собой политическую интригу, поскольку Зорге получил некоторые секретные сведении о состоянии японо-американских переговоров, имеющих статус государственной тайны.

До сих пор не разрешено проводить с арестованными никаких бесед, если не считать кратковременного формального посещении его со стороны посла Отта. Несмотря на постоянно предпринимаемые министерством иностранных дел усилия, прокуратура все еще отказывает в предоставлении возможности ознакомления с имеющимися доказательствам и противозаконной деятельности обвиняемого. Как говорят, в связи с этим инцидентом арестовано также большое число японцев".

Отт, понимая, что дружба с человеком, оказавшимся агентом вражеской разведки, полностью компрометирует его, пытается убедить Берлин, что Зорге стал жертвой интриг японской полиции. Но резидент абвера на Дальнем Востоке Ивар Лисснер на основании японских материалов сделал однозначный вывод: Зорге — советский шпион.