О Шмидте - Луис Бегли

Во-первых, в Шмидтовой географии городки западной части лонг-айлендского округа Саффолк населяют одни никчемные алчные торгаши, самые ушлые из которых живут перепродажей тех самых домов, что портят Шмидту вид, а кто помельче — продают машины и страховки. Этой части округа, по мнению Шмидта, принадлежал — независимо от его географического положения — и Куог. Жители восточной половины Саффолка стояли в Шмидтовой иерархии живых существ выше, поскольку добывали хлеб более достойным образом: кто не принадлежал грубой, но благородной и опасной профессии рыбака, тот постригал лужайки, обслуживал канализационные коллекторы или выращивал овощи. Но отвращение к Брайану не было связано с тем, что парень родился в Куоге. Брайан — скользкий тип, имел доступ к телу Кэрри и тем был гадок Шмидту. Были ли домогательства Брайана нежеланны для Кэрри и в какой степени, этого Шмидт предпочитал пока не выяснять.

Присутствие тех партнеров и клиентов, что имели здесь дома, ничуть не облагораживало образ Куога. Хотя это были те самые знакомые, которых Джон Райкер вменил Шмидту в вину, открывая Шарлотте глаза на отца-антисемита, Шмидт не чувствовал себя с ними легко. На его вкус, они были слишком общительны и слишком подвержены стадному чувству, увлеченно планировали совместное веселье, зная, что здорово развлекутся в компании друг друга, а потом в мельчайших деталях, демонстрируя абсолютную память, вспоминали, как восхитительно все было, несмотря на то, что Джимбо сломал коленную чашечку, свалившись с лестницы на Площади Испании, а врачи так и не смогли вылечить Мэри Джейн от дизентерии, которую она подхватила в Канкуне. Любовь к людям, как известно, не отличает Альберта Шмидта. Кроме того, и Мэри с трудом терпела этих персонажей, которые раздражали ее полным непониманием ее образа жизни, а жены их, чье существование замыкалось в воспитании детей и благотворительности, наводили на нее тоску и беспокойство.

Словом, когда Шмидт развернул многократно сложенное многословное приглашение на тридцатилетнюю годовщину свадьбы Уокеров, празднование которой состоится в их загородном доме в Куоге во вторую субботу мая, его первым побуждением было отказаться. Приглашение доставили на офисный адрес; письма с соболезнованиями Шмидт, насколько он помнил, от Уокеров не получал: что прошло, то прошло, да и никогда они не были особенно близкими друзьями. А ведь среди гостей будут и другие люди из этой же неудобной категории бывших друзей. Пары, с которыми Шмидт подружился в университете, те, с которыми они с Мэри регулярно обедали в последующие годы, а также обломки распавшихся браков. И трудно было угадать, кого из тех бывших супругов выбросило на берег, а кто под новым парусом уплыл в другие моря, — красота и обаяние нередко определяют характер, и более привлекательный из двоих находит новую судьбу.

Все эти дружбы родились и цвели давным-давно, когда большинство из этих людей жило в верхнем Вест-сайде или между Вашингтон-сквер и Грамерси-парком. В те времена солидные фирмы, в которых все они работали, платили молодым юристам какие-то жалкие крохи, но притом старшие партнеры, предполагая, что у каждого человека есть небольшой доверительный фонд, позволяющий делать необходимые траты, всерьез ждали от своих сотрудников, что они сами и жены их будут, как Папочка и Мамочка, шикарно одеваться и во всем Папочке и Мамочке подражать. И молодые справлялись — это умение было их племенной чертой, такой же, как умение ходить под парусом. Бывало, двое юристов-гарвардцев, однокурсников или с небольшой, в год-другой, разницей в возрасте, сообща арендовали для своих семей — крепких, красивых и благополучных — большой дом на море, где-нибудь в Амагансетте или к северу от шоссе в Уотер-Милл, и приглашали одиночек вроде Шмидта отдохнуть на выходных: выпить джину, погрызть вареной кукурузы, полюбоваться резвящимися в волнах детьми — здоровыми, светлокудрыми, прелестными, как с картинки. Вот в один из таких выходных у Уокеров Шмидт, приглашенный Тедом, и очаровал его жену, филадельфийскую тростиночку Мими, подав ей целого лосося и украсив его аппетитным желтым майонезом, который сам приготовил по вдохновению, взбив в чашке яичные желтки с ореховым маслом, чем вызвал многочисленные комментарии, суть которых сводилась к тому, что любой другой на месте Шмидти взял бы и протянул руку за банкой «Хеллманса».

Чего ради он поедет к ним на вечер? Разве они ему теперь интересны? А он им? Не возьмешься же в самом деле за стаканом вина или за тарелкой холодной телятины объяснять, в какие игры жизнь играла с Уокерами и со Шмидтом с тех пор, как развела их — вскоре после того, как Шмидт женился на Мэри. А прочие из тех! Половину непросто будет даже узнать: потребуется моментально восстановить в воображении былой цвет волос, если не сами волосы, замазать ямы, оставленные на коже удалением мелких опухолей, отсечь животы и зады. Тем не менее, погрузившись после завтрака в чтение приглашения, настоящей истории рода, размеченной на всех этапах восклицательными знаками и проиллюстрированной фотографиями Уокеров и их детей в разном возрасте, Шмидт ощутил острое любопытство. Жизнь Теда и Мими казалась такой безоблачной и очаровательно простой историей. Какой она была? И как им это удалось? Он должен это выяснить. Итак, он отправляется в социологическую экспедицию, которую ему было бы не так-то просто предпринять, если бы Кэрри уступила неблагоразумным просьбам бросить работу и поселиться у него. Там будет фуршет, так что уехать он сможет в любой момент, никто по нему не заскучает.

Проехав тридцать с чем-то миль и оказавшись в доме Теда и Мими, Шмидт едва не расхохотался над своими недавними сомнениями и над своим любопытством — так просто все оказалось, — да помешала нахлынувшая зависть. Дом у Теда Уокера был почти такой же, как у Шмидта. Та же облицовка темной рейкой, остекленный портик у входа, небесно-голубые ставни на окнах, старые деревья вокруг. За домом на аккуратной лужайке оркестр играл орлеанский джаз. Милые ребята из местных раздавали гостям напитки, канапе и другие стильные закуски пожилым гостям, большинство из которых Шмидт все же узнал и без подписей, и молодым, выкроенным из тех же материй, что и самые представительные сотрудники сегодняшнего «Вуда и Кинга» и, конечно, столь же благополучным. Наверное, друзья младших Уокеров, банкира и юриста. Шатра не было. В доме, наверное, хватит места, чтобы разместить всю эту кучу народу, да и все равно вечером уже слишком свежо — если, конечно, не поставить под шатром обогреватели. На свадьбу Шарлотты Шмидт хотел установить большой шатер рядом с задним крыльцом, чтобы люди свободно текли через него. Это первое отличие. А второе — Шмидту не повезло. Простое невезение: сначала Мэри, а потом вся эта кошмарная история с Шарлоттой. Если бы не досадная полоса неудач, у него все было бы не хуже. Денег у него ничуть не меньше, чем у Теда. Шмидт закатил бы роскошный праздник, а уж с Мэри они устроили бы такое даже со связанными за спиной руками. Нужно только придумать, что праздновать. Хотя подожди-ка, ведь можно задать пир для Кэрри, представить ее обществу! Брайан будет парковать машины приезжающих гостей, а в баре, раскрашенный под негра, — псих, если, конечно, удастся его найти и отмыть. В том, что он видит здесь, нет решительно никакой загадки. Обычная вечеринка с фуршетом в доме немолодых супругов, чьи жизни еще не полетели под откос. Их время еще придет.