Мамочка из 21-го бокса - Мария Хаустова

У меня зазвонил телефон, и я выбежала из комнаты.

– Алё, Николаевна, алё! Ну, наконец-то! – обрадовалась я Анке. – Ну, что у вас там? Что? Как Инга?

– Инга? – запыхавшись, говорила разъярённая Николаевна. – Идиотка эта Инга!

– В смысле?

– В прямом! Наелась таблеток противозачаточных!

– Так Лёва ж твой сказал, что она беременна.

– Была! Месяц целый! Михалыч по своим связям пробил! В платную клинику ходила наблюдаться. Поначалу хотела оставить, а там, как полнеть немного начала, решила избавиться. Купила какую-то таблетку. Выпила. На кровь вся изошла. Еле откачали. Её Лёва и нашёл-то. Заехал к Андрею по делу. Стучался – стучался, а дверь оказалась открытой. Вошёл, а эта дурочка молоденькая вся в крови у дверей лежит. Калачиком свернулась. Под ней – лужа крови, а сама вся синяя. Тот её на руки да к Славику. Тот там быстро скомандовал. Ой, Маруся, ужас какой-то! Не живется по-настоящему-то, а?

– Ну, держись, Николаевна… Держись. А Андрей чего?

– Чего Андрей? Чуть с ума не сошёл. Примчался сюда. А что теперь сделаешь? Врач сказал, пришлось чистку делать. Дето-родные органы пострадали. Так что сможет ли она иметь детей в дальнейшем – это о-очень большой вопрос, – протянула Анка. – А Андрюха злится на неё. Он-то ребёнка хотел. Плачет вон сидит.

– Ой, дорогая, даже не знаю, что в таких случаях и говорить-то…

– Да ничего не говори. Главное, живы все. Остальное – наживное. Береги себя. Потом позвоню, – она положила трубку.

Я стояла с мобильником в руках и смотрела в одну точку: «Как так-то? Кто-то всю жизнь мечтает забеременеть и живет в надежде, что это когда-то случится, а какая-то Барби так просто отказывается от материнского счастья и своими же руками убивает малыша.»

– Что там? – спрашивала меня мать.

– Что? – опомнилась я.

– Я откуда знаю! Это же ты у нас, как истукан стоишь, а не я! – кричала она.

– Что-что. Несправедливость. Вселенская несправедливость, – говорила я ей.

– Машка, когда же ты поймёшь, что справедливости никогда не было, нет и не будет. Причём так во всём. Какая же ты у меня ещё маленькая, раз этого не понимаешь! Весь мир состоит из несправедливости! Знаешь, сколько её у тебя ещё будет! Помотаешь сопли-то на кулак! Только помни – на всё внимания никогда не обращай. Легче жить будет. Жалей лучше себя, а не других.

– Мам, я вот думаю. Я Варьку восьмимесячную родила, в больнице сколько с ней выстрадала, только бы она жила! Только бы всё хорошо с ней было. А тут – таблетку выпила и всё!

– Какую еще таблетку? Ты о чём?

– Да у Николаевны невестка, или кто там она ей есть, чтобы не рожать выпила таблетку какую-то, сейчас в больнице её выхаживают.

– Ой, и глупая же ты! Может, у неё обстоятельства!

– И какие же?

– Денег нет, чтоб прокормить. Это у тебя и я, и Танька, а у неё-то кто?

– Мама, ты сегодня спала?

– Спала, а чего?

– А такой бред несёшь, будто не выспалась. У Андрея своя фирма! Он ребёнка давным-давно хотел, а тут на тебе – аборт! Без его согласия. Чтоб фигуру не потерять…

– Ну, это да. Идиотизм полный. Я согласна.

– Вот и Николаевна так сказала.

Время бежало быстро. Каждый новый день был похож на предыдущий. Радовало лишь одно – с универом было покончено, и теперь уже навсегда. Госы я сдала хорошо, а вот на защите диплома без сучка и задоринки не обошлось. Комиссия сидела уже уставшая и вспотевшая. В аудитории было жарко и душно. Окна почему-то не открывались. Выступающие говорили монотонно и совсем не интересно. Я ждала своей очереди. «Жданова!» – скомандовал чей-то голос. «Пожалуйста, побыстрее!» – сразу предупредили меня. Я пробежалась по целям и задачам, рассказала о сути своей работы, после чего заместитель декана начала читать рецензию к моей работе. «В пункте третьем второго раздела у Ждановой взяты данные из Интернета», – услышала я в её выступлении. Понятно, что в таких случаях я должна была молча выслушать замечания этой старой девы и только потом начинать оправдываться. Но я тут же вскипела, как чайник, и не смогла проглотить обиду. «Вы зачем на меня врёте?! – громко сказала я в адрес Елены Николаевны. – В моей работе нет ни капли сведений из этого бедлама! Загляните в список использованной литературы и, быть может, поймёте, что я пользовалась только авторитетными источниками!» По комиссии пробежал шепоток, обрамляемый переглядками. «Мария! Так нельзя говорить с заместителем декана!» – пояснил мне председатель комиссии. Я же, взбесившаяся и обиженная этими людьми, стояла за кафедрой и с надменным видом смотрела на каждого из них: «Я привыкла говорить людям правду в лицо! Извините, что никак не укладываюсь в ваши нормы этикета и морали. Если врать и лебезить для вас – обычное дело, то мне больше нечего сказать!» Ошеломленные моим поведением они посмотрели на меня: «Лучше сядьте на своё место!»

Захлопнув папку с планом выступления, я подняла её с кафедры и процокала на каблуках за парту. Отряхивая какие-то крошки с серой юбки и поправляя бирюльки на белой блузке, я пыталась хоть чем-то себя занять, пока ждала конца этой экзекуции. Выходить из кабинета почему-то не разрешалось, и я, чтобы не показать, что у меня не всё в порядке, сидела, выпрямив спину и подняв подбородок, будто только что закончила Институт благородных девиц. Всю комиссию, некоторых членов из которой, я ненавидела всей душой, обвела презрительным взглядом и продолжала расстреливать по одному!

Все шесть лет я училась исправно, ездила на каждую сессию и даже не сдалась, когда у меня возникли проблемы с ребёнком. Я пыталась тащить себя вперёд, потому что знала – больше рассчитывать не на кого. И если я не сделаю это сейчас, то не сделаю этого никогда. Потому как время – оно иногда уходит. И в основном не спрашивает, успели мы чего-то или нет. Тут все зависит от человека: либо он делает, что задумал, либо сожалеет о том, что не сделал. И мне никак не хотелось относиться ко второй категории. Я просто не такой человек.

Сзади кто-то мне ткнул в спину ручкой. Я машинально обернулась: «Чего?» Молодой парень с густыми белыми волосами посмотрел на меня и прошептал: «Ну ты дала тут джазу!» «Я оправдываться перед тобой не собираюсь!» – отрезала я. «А я и не прошу, – продолжал шептать он. – В том году полгруппы не защитились. Ну, ты смелая… Не боишься, что боком выйдет?» «Спасибо за поддержку!» – промямлила я сквозь зубы. «Знал бы ты, милый, что мне пришлось преодолеть в этой жизни, не вставлял бы сейчас эти фразочки», – думала я, озирая кабинет по кругу.

На моём столе стояла маленькая бутылка с водой, из которой я попыталась перелить её в пластмассовый стаканчик. Отвинтив пробку, я подняла бутылку над стаканчиком и сразу заметила, как трясутся мои руки. «О-ой! Дожили!» – пробубнила я себе под нос и поставила его на парту. «Вот и попила водички…» – думала я, еле сдерживая слёзы.