Охотники за костями. Том 2 - Стивен Эриксон

– Едва ли это имеет значение, ты всё равно не поймёшь. Речь о природе богов, Маппо Коротышка. И веры.

– Я слушаю.

– Если утверждается, что следует отделять дары бога и тот дольний мир, в котором обитает верующий, – сказала она, – это можно считать открытой дверью к истинной божественности. К религии неверия, если угодно. – Она бросила на него взгляд и подошла ближе. – А, вижу, ты уже хмуришь брови в смятении…

– Я хмурюсь от того, что именно подразумевает такое разделение, Злоба.

– Вот как? Что же, тебе удалось меня удивить. Приятно удивить. Отлично. Тогда ты должен понимать следующее. Когда мы говорим о войне богов, это не означает, скажем, что такой-то бог готов выцарапать глаза сякому-то. Или что армия прислужников из одного храма мчится через улицу штурмовать другой храм. Война между богами ведётся не ударами молний и не землетрясениями, хотя, конечно, такое тоже возможно – пусть и маловероятно. Подобная война – это всегда смятение, неразбериха, и даже главные среди сражающихся зачастую не понимают, что является их оружием, что причиняет вред, а что совершенно безвредно. Хуже того, подобное оружие нередко ранит владельца куда сильнее, чем его врага.

– Фанатизм порождает фанатизм, ага, – кивнул Маппо. – «Объявляя кого-то врагом, приходится его определять как своего врага».

Она наградила его чарующей улыбкой.

– Цитата? Из кого же?

– Келланвед, основатель Малазанской империи.

– Воистину, ты понимаешь суть того, о чём я веду речь. Что до природы фанатизма, она может быть уподоблена дереву – с множеством корней, но единым стволом.

– Неравноправие.

– Или, по крайней мере, понимание того и вера в то, является ли такое неравноправие надуманным или существует в действительности. Чаще всего, разумеется, неравноправие и правда имеется – и это та самая отрава, что порождает самые ядовитые плоды. Мирское богатство чаще всего строится на костях, высоко насыпанных и хорошо утрамбованных. Увы, владетели такого богатства неверно истолковывают природу своего вознаграждения и чаще всего выставляют его напоказ самым равнодушным и возмутительным образом. Неверное толкование заключается в следующем: якобы все те, кто таким богатством не владеет, стремятся к нему, а потому ищут уподобления – и стремление сие поглощает любые обиды, злоупотребления и, что особенно важно, несправедливость. В какой-то мере они правы, однако в основном ошибаются – и весьма жестоко. Когда богатство достигает предела, при котором бедняки осознают его – каждый для себя – как недостижимое, – настаёт конец порядку и воцаряется анархия. Но перед тем я говорила о войне богов. Улавливаешь ли ты связь, Маппо Коротышка?

– Не совсем.

– Я ценю твою честность, трелль. Смотри: когда неравноправие приносит кровавые плоды, боги теряют силу. Они больше не могут никого никуда вести, им остаётся лишь безвольно следовать за верующими. Предположим теперь, что боги, по сути своей, суть существа этические – представляющие и воплощающие собой определённый набор понятий… И тогда первыми жертвами этой войны станут именно этика и мораль. Разве что бог примет решение обороняться от собственных сторонников. Союзники, враги? Какое значение могут иметь эти примитивные, упрощённые представления в таком сценарии, Маппо Коротышка?

Трелль окинул взглядом вздымающиеся волны – бесконечные гряды, без устали порождаемые далёкими столкновениями приливов и отливов, течений, беспощадных ветров, всего, что движется в этом мире. Если смотреть на них достаточно долго, это непрекращающееся движение странным образом зачаровывало.

– Мы подобны суше и морю, – проговорил он.

– Опять цитата?

Он пожал плечами.

– Влекомые вперёд незримыми силами, вечно движущиеся, даже когда неподвижны. – Он передёрнул плечами, силясь стряхнуть накатившее отчаяние. – Сколько бы враждующие ни утверждали, что являются лишь солдатами своего божества…

– Всё, что они творят во имя этого бога, по глубинной природе своей является безбожным.

– И истинные безбожники – как те, о ком ты говорила раньше, – не могут не видеть в таких святотатцах естественных союзников.

Она смотрела на него молча так пристально, что ему сделалось неловко. И лишь тогда задала вопрос:

– Что заставляет Икария воевать?

– Когда всё под контролем, это… неравноправие. Несправедливость.

– А когда контроль утрачен?

– Тогда… ничего.

– И разница между одним и другим в масштабах.

Он вновь отвёл взгляд.

– И в побуждениях.

– Уверен? Даже если неравенство, возбуждающее его ярость, затем нарастает и переходит, не пересекая никакого очевидного порога, в стремление к уничтожению всего сущего? Трелль Маппо, я полагаю, что побуждения в конечном счёте значения не имеют. Бойня – это бойня. По обеим сторонам поля боя расцветают бессмысленные ухмылки, в то время как дым застилает небо от горизонта до горизонта, чахнут и гибнут посевы, а плодородная земля обращается в соль. Неравенство заканчивается, трелль, когда не остаётся больше никого и ничего. Возможно, – добавила она, немного подумав, – именно в этом истинная цель Икария, и поэтому Безымянные так стремятся освободить его. В конце концов, нет более верного способа закончить эту войну.

Трелль Маппо внимательно посмотрел на неё.

– В другой раз, когда мы станем говорить о таких вещах, Злоба, ты могла бы поведать о причинах, что побуждают тебя противостоять Безымянным. И помогать мне.

Она улыбнулась.

– А, ты начинаешь сомневаться в прочности нашего союза?

– Было бы странно, если бы я не сомневался.

– Такова война богов, трелль.

– Мы не боги.

– Мы их руки и ноги, своевольные и непредсказуемые. Причины, заставляющие нас сражаться, по большей части нелепы, даже когда оправдания просты и прямолинейны. Два королевства, одно выше по реке, другое ниже. Вода приходит в нижнее королевство грязной, отравленной, полной ила и нечистот. Верхнее королевство, расположенное на возвышенности, страдает, не в силах наладить ирригацию. Раз за разом дожди смывают плодородный слой почвы. Королевства ссорятся, и начинается война. На полях сражений льётся кровь, сгорают дотла города, жителей угоняют в рабство, засоляются поля, разрушаются каналы и дамбы. В конце концов остаётся одно лишь нижнее королевство. Но эрозия не прекращается. Теперь, когда выше по течению некому сдерживать реку, в половодье она обрушивается всей своей мощью, несёт известь и соль, оседающие в земле. Начинаются голод, болезни. Пустыня наступает со всех сторон. Победоносные вожди низвергнуты. Повсюду убийства и грабежи, и вот уже ни выше по реке, ни ниже не остаётся никаких королевств. Являлось ли оправдание внятным? Конечно. Уберегла ли эта внятность победителей от гибели? Конечно, нет. Воюющая держава выбирает самого очевидного врага. Как правило, такого, которого, на первый взгляд, проще всего одолеть. Но этот враг не является истинным врагом, как не является и основной угрозой для державы. Таким образом, воюющая держава чаще всего выбирает ложного врага. Скажи мне, Маппо Коротышка, в чём крылась истинная угроза для двух королевств, о которых я вела речь?