От Сталина до Путина. Зигзаги истории - Николай Анисин

– Всё, прибыли мы к Лукичу любимому, – Вера крутанула ключ в замке зажигания лимузина.

Я думал: встретит нас сейчас скрюченно-сгорбленный, весь в сединах-морщинах немощный столетний почти дед. Но из дверей дома по широким ступенькам крыльца нам навстречу шагал вниз босыми ногами стройный, русоволосый, чисто выбритый сильный сударь – в легкой чёрной рубашке с пояском и в чёрных же брюках.

Вера выскочила из машины, бегом кинулась к нему и повисла у него на шее, задрав ноги. Они троекратно расцеловались в щеки. Я выбрался из лимузина наружу. Вера прильнула к груди Тихона Лукича. Он погладил её по спине:

– Подлая, ты, Верочка, редко старика радуешь. Когда счастье мне привалило видать тебя последний раз?

– Лукич любимый, – подняла голову Вера. – Но ты ж втравил меня в коммерцию. Я кручусь-верчусь, и сил приехать подышать с тобой соснами не остается.

Обняв Тихона Лукича за плечи, Вера уставилась на меня:

– Позволь, Лукич, представить давнего моего друга – журналиста Николая Анисина.

Он, тихо-нежно отстранив Веру, ступил ко мне и протянул крепкую руку:

– Здравствуй, мил друг Никола! Я тебя знаю. Кое-что из того, что ты пишешь – мне запомнилось.

Глаза у Тихона Лукича были синие-синие. Точь-в-точь, как у Веры.

По ступенькам крыльца из дома вышла высокая старуха в белом платке и длинном цветастом платье. Она обняла Веру, поклонилась мне и обратилась к Тихону Лукичу:

– Дядь Тихон, стол сразу накрывать?

Он кивнул:

– Да, Катюша.

И повел нас с Верой к беседке в соснах. Там он, на меня глядючи, молвил:

– Моя племянница Катя, мил друг Никола, родилась от дворян. Но выросла в крестьянской семье и разносолы стряпать не приучена. На обед она нам подаст суп из грибов, вчера собранных, жареных карасиков, на рассвете нынче еще в нашем пруду плескавшихся, и море зелени с открытых солнцу моих теплиц.

На деревянный сосновый стол в беседке племянница Тихона Лукича, которая выглядела гораздо старше, чем он, сначала выставила салаты и бутылку французского вина 1945 года рождения. Наполнила вином фужеры и удалилась. Сидевшая рядом с Тихоном Лукичом Вера боднула его головой в плечо:

– Лукич любимый, Николай, по первому диплому твой коллега – историк. Он, крестьянин из брянской деревни Нижние Авчухи, умудрился даже пробраться в аспирантуру истфака Московского университета. Но потом изменил музе истории – Клио. Перевелся на факультет журналистики МГУ и переквалифицировался в словесного фотографа современности. Но вероломная Клио все-таки его иногда соблазняет. И сейчас ему приспичило изготовить для газеты историческое произведение – беседу с тобой как с призраком из сталинского Кремля.

Я поддакнул Вере. Прищурив синие глаза, Тихон Лукич развел руками:

– Рановато, мил друг Никола, ты ко мне пожаловал. Мной написана книга. В ней – не только тайны эпохи Сталина. В ней – подноготная политики троцкистов Хрущева и Брежнева. В ней – истинные лица оборотней Андропова и Горбачева. Книга моя – на жестком диске компьютера. Публиковать ее я пока не намерен. Сигнальная ракета не выстрелила. И прости, мил друг Никола, разглашать никому неведомое в вашей газете я тоже не буду. Время выступать в прессе для меня еще не наступило.

– Но, – я заговорил, – зачем скрывать от читателя ему, читателю, предназначенное?

– Вопрос разумный – абстрактно разумный, – чуть вздернул брови Тихон Лукич. – Факты из моей книги – бомба. Они должны взорвать горы лжи о Сталине и раскрыть – кто виноват в катастрофе созданной им великой Советской Цивилизации. Но в пропаганде России всё еще господствуют щелкоперы – по заказу или по недомыслию извращающие нашу довоенную и послевоенную историю. Книгу мою, мил друг Никола, щелкоперы сейчас или замолчат, или опошлят-обсмеют. А эти факты должны прогреметь – в главных средствах массовой информации. Прогреметь, как очищающий воздух гром. Потеснят щелкоперов – я опубликую свою книгу и начну давать интервью журналистам. Ты, если захочешь, станешь первым из них.

– Ну, а не для печати хоть один факт из вашей книги вы можете привести?

– Запросто. Расстрелянные в 1937–1938-м пламенные революционеры из так называемой ленинской гвардии – крупные воры. Они, коммунисты-интернационалисты, зиновьевы-апфельбаумы, каменевы-розенфельды, пятницкие-тарсисы до 1935-го умыкали из России на Запад деньги и ценности, передавали их там родственниками и доверенным лицам и, таким образом, составили себе очень приличные капиталы. Тебе, мил друг Никола, это известно?

– Известно мне о фирмах – в США и Англии – «Амторг» и «Аркос» и о том, что им после Гражданской войны тайно сплавляли из России уйму драгоценностей.

Известно мне, что эти фирмы успешно продавали в Америке и Европе накопленные в нашей стране за столетия золотые изделия, бриллианты, коллекции нумизматики и картин.

Известно мне, что из «Амторга» и «Аркоса» сотни миллионов марок, франков, фунтов стерлингов и долларов через бюро Коминтерна за советской границей ежегодно передавались коммунистическим партиям Запада.

Но сведений о личном обогащении уничтоженной Сталиным ленинской гвардии я не обнаружил в книгах ни историков, ни мемуаристов.

Сергей Есенин в 1923 году вложил в уста своего поэтического героя, не смирившегося с властью пламенных революционеров, слова:

Стихи Есенина ценили некоторые деятели в ЦК партии и правительстве. На встречах со своими власть имущими почитателями поэт мог услышать: расходы разоренной двумя войнами России на западные партии Коминтерна – огромны. И это, не исключено, натолкнуло его на мысль: а не бескорыстно ли транжирят достояние страны самые влиятельные деятели Политбюро ЦК – Троцкий, Каменев, Зиновьев, Бухарин? А не ведут ли они, распространяя идеи коммунизма по всему миру, собственный бизнес – не жиреют ли сами на Марксе, как янки-буржуа?

Версия поэта Есенина о капиталах главных коммунистов-интернационалистов за минувшие восемьдесят с лишним лет так и осталась версией. Подтверждения ей историки не нашли…

– И не найдут, – странно как-то улыбнулся Тихон Лукич, – бизнес ленинской гвардии на Марксе можно доказать только документами. А таких документов в архивах нет. Они в марте 1953-го перекочевали из служебного кремлевского сейфа в мой личный и в отличном состоянии сохранены до сего дня. Я тогда совершил преступление – похитил секретные бумаги, поскольку опасался, что при захвате власти троцкистами Хрущевым и Маленковым их уничтожат.

– И какими же документами вы располагаете?

– Их два вида. Первый – копиями писем пламенных революционеров за границу к тем, кто получал от них и лично для них деньги драгоценности из СССР, предназначенные партиям Коминтерна и комитетам Профинтерна. Второй – отчеты спецгруппы личных сотрудников Сталина, финансистов и террористов, которые обеспечивали возвращение уворованных денег – как поставками в нашу страну машин и оборудования с Запада, так и наличной валютой.