Встречи на ветру - Николай Беспалов

– В чем курьез? – не терпится мне.

– Торопишься. Ладно, скажу сразу. Дело в том, что эта толстая и с виду неповоротливая женщина умудрилась выбросить в окно шесть стульев венской работы, ломберный столик с инкрустацией натуральным янтарем и туалет с накладными бронзовыми амурчиками. Внизу снегу намело высотой с метра, и они сделали, говоря языком пилотов, мягкую посадку.

– Ну и что? Все равно разбились, – уточняю.

– Ничего, не разбились, так, немного покорежило. У них с дворником уговор был. Тот ждал и должен был эти вещи, что стоили не менее двух «москвичей», к себе утащить. Но более того, у нас в Управлении оказался крот.

– Зачем вам крот? Он даже мышей не ловит, – спрашиваю и получаю в ответ смех.

– Крот, по-нашему, – это предатель.

– Ничего себе, такое симпатичное животное, и за что его так?

– Крот под землей лазает, предатель тоже землю роет. Он и сообщил Саркисянам о предстоящем обыске. Основную массу ценностей преступник успел увезти из квартиры.

Я заметила, что Аркадию стало неинтересно рассказывать, и сама прервала его, тем более что мне было пора сматывать удочки, а то продукты скиснут.

– Я провожу тебя. – И он проводил меня до дверей общежития.

С Аркадием мы стали встречаться довольно часто. Он водил меня в театр, кормил в ресторанах. Наши романтические встречи проходили в той комнате, где я и он впервые стали близки. Но это все стало возможным после нового года и после такого смешного происшествия.

Новый 1972 год я встретила с подругами в общежитии. А вот что произошло первого января. Это была суббота, и мы с девочками не торопились покинуть наши кровати и решали все тот же вопрос: кому идти за пивом?

В тот момент, когда Тоня решила вылезти из-под одеяла и покурить у форточки и из одежды на ней были только трусики, дверь отворилась и в проеме показалась рука с бутылкой «Советского шампанского». Визгом встретили Аркадия мои подруги. Мне вспомнился кинофильм «Девчата», одна я громко рассмеялась.

– Скажите, девушки, – Аркадий не посмел показаться лицом и говорил нарочно громко, – я правильно попал? Ирина Тиунова тут живет?

Ответила Клеопатра, все ещё лежа в постели совершенно голая.

– Ирина Тиунова тут кушает и спит, а где и с кем она живет, мы не знаем.

В ответ смех Аркадия.

– С кем она будет жить, мы скоро узнаем. Войти можно уже?

Он что, сквозь дверь видит, что мы не совсем одеты?

Аркадий вошел к нам в комнату через две минуты. Столько времени потребовалось нам, чтобы самим одеться и привести комнату в более или менее приличный вид.

– Прошу! – провозглашает Клеопатра, и в комнату входит Аркадий. В одной руке у него та самая бутылка шампанского, а в другой большой бумажный пакет. На нем серое драповое пальто, на голове шапка-ушанка из меха нутрии.

– Здравствуйте, товарищи женщины. – Вижу, Аркадий смущен, это очень странно. Я решаю помочь ему.

– Девочки, это мой друг Аркадий. – Кто тянул меня за язык? Я добавила: – Он служит в ОБХСС.

– Ой, гражданин начальничек, – начала Тоня, – так что же, мы ничего такого не сделали, чтобы нас вот так сразу-то.

Аркадий не стушевался и поддержал игру:

– У нас говорят так: был бы человек, а статью мы найдем. Где тут у вас можно расположиться?

– Это смотря чем Вы намерены заниматься, – это вступила Тоня.

Я молчу. Меня одолевают противоречивые чувства. Одно дело быть с Аркадием наедине или среди незнакомых людей, и другое – в обществе моих заводских подруг. Аркадий ничуть не тушуется. Какой у него характер: спокойный, выдержанный и доброжелательный. Такой к кому хочешь войдет в доверие. Я вспоминала, как он говорил мне как-то после наших любовных игр: «Я придерживаюсь при допросах подозреваемых такой тактики: прежде всего надо его расположить к себе».

– Вы хотите устроить нам пир? – миролюбиво спрашивает Клеопатра.

– Пускай это будет пир.

Аркадий смотрит на Клеопатру взглядом самца. Мне это жутко не нравится, и потому я говорю довольно резко:

– Какой такой пир? Мы новый год уже встретили.

Девчонки мне знаки подают: чего, мол, выступаешь, нам хочется же. Аркадий поет им в унисон:

– Завтра выходной, можно расслабиться. Верно, девушки?

А моим девушкам лишь бы выпить на дармовщинку, тем более что во рту сушняк. Шампанское – это не пиво, но и оно сойдет. Я сдалась: самой тоже хочется привести организм в норму.

Стол мы выставили на середину комнаты. Кровати сдвинули в одну сторону. Замысел моих подруг мне ясен: они намерены устроить танцы. На новый год Тоне в цеху товарищи подарили радиолу. Пускай у нас только две пластинки, но и того достаточно.

Замечу: все это происходит в восемь утра. Обитатели общежития ещё спят, долго они гуляли в эту ночь.

Клеопатра достала из чемодана, с которым, по её словам, она приехала в Ленинград семь лет назад из Великих Лук, белую скатерть, Тоня собрала испачканную ночью посуду и ушла на кухню мыть её. После того, как Клеопатра застелила стол, она поглядела на нас с Аркадием и заявила, что Тоня одна с посудой не справится и ей надо помочь. Мы остались одни. Ни я, ни Аркадий не испытывали каких-либо лирических чувств, но неловкость все же была. Мне было неловко от того, что он увидел, в каких условиях я живу; он, по-моему, стеснялся меня. Привык чувствовать себя хозяином положения, в ресторане, в комнате умершей матери, но не в комнате общежития, где мебель казенная, за стенами полно чужих и незнакомых людей и вот-вот вернутся мои подруги.

– Зачем ты пришел? – решила нарушить молчание я.

– Я решил развестись, и пришел, чтобы сделать тебе предложение.

– На чужом горе свое счастье не построишь, – ответила я, хотя в первое мгновение меня посетило чувство радости. Никто до сей минуты не делал мне предложение выйти замуж.

– Мы с женой давно стали чужими. Жили по инерции. Саше – это сын мой – уже восемь лет. Он все соображает и тяготится.

Наше объяснение прервали вернувшиеся девочки.

– Чего вы стоите как истуканы?

Тоня несет в тазу помытую посуду, Клеопатра – кастрюлю, из которой исходил аромат сваренной картошки.

– Аркадий, открывайте шампанское.

Спасибо подружкам, они избавили меня от дальнейших объяснений с Аркадием.

Одним «Советским шампанским» мы не ограничились. У Аркадия была припасена бутылка русской водки «Столичная». Я задала вопрос, почему шипучее вино, которое выдумали французы, называется «Советским», а русская водка – «Столичная», а не тоже «Советская».

– Ирине не наливать, – такая вот реакция у моих подружек на мной заданный вполне естественный вопрос. Однако и Аркадий решил, что я пьяна и предложил мне лечь и поспать. Тут меня опять посетил чертик, и я сказала, четко выговаривая все буквы: