Жена скупого рыцаря - Оксана Обухова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Беседка плотно на земле не стояла, между полом и крышкой заброшенного колодца оставался зазор в двадцать сантиметров. И поскольку нависала беседка лишь краем, взрывчатки Ювелир положил более чем достаточно — взрыв поднял Батона к небесам уже в таком состоянии, что хоронить оказалось практически нечего.
Так что опыт работы с заговоренными жертвами у Ювелира был. Но Серафима Мухина, по всей видимости, была заговорена лично от киллера, работающего под псевдонимом Ювелир. После того как женщина буквально вылетела из-под колес грузовика, у убийцы чуть башню не снесло.
Такого с ним еще не было. С каждым днем, с каждым часом он хотел убить эту женщину все больше и больше. И одновременно тянул. Он стал бояться неудачи.
Приглашение Галины приехать в деревеньку Колотушино пришло вовремя. Киллер заставил себя стать выдержанным, стиснуть зубы и ждать. Профессионал должен уметь ждать. И работать наверняка. Если сейчас он сорвется… женщина не оставит его никогда. С усмешкой будет приходить в его сны, давить мистическим превосходством, ломать и корчить.
Она уже и сейчас приходит. И он должен победить ее и себя. Он убьет ее медленно и запомнит лицо жертвы, искаженное мольбой и ужасом. Усмешки он ей не позволит.
Может быть, он уже сошел с ума? Незаметно, шаг за шагом приближаясь к безумию, убийца не выдержал и сломался?
Нет. Он докажет, что это не так…
Профессионал — человек без нервов. Занервничавший профессионал — мертвый человек».
Приехавшая в десять утра Зайцева была крайне удивлена непривычно любезной Музой.
— Спасибо, Муза Анатольевна, чай я уже пила, — сказала подруга и обратилась ко мне. — Готова? Ничего не забыла? Проверь еще раз…
— Все в порядке. Поехали, — ответила я и поцеловала свекровь (бывшую) на прощание.
Людоед грустно крутил хвостом и хотел в Колотушино — полюбоваться картофельной ботвой и лягушками. Но Муза Анатольевна оставила пса себе. «Одна я тут совсем чокнусь», — сказала она и пообещала Люде лишний кусок «рокфора».
Кажется, пес понял.
Мы загрузили в Галкин «Фольксваген» мои сумки с припасами доброй Музы, заглянули в супермаркет, прикупили недостающего и помчались окучивать картошку.
Начало поездки получилось не особенно приятным. Галина Зайцева, при добродушии вообще, имела нехорошую привычку — если с другом случался конфуз, не упускала возможности намекнуть на свою прозорливость и раз пятьдесят повторить: «А я тебе что говорила?!». Я не выдержала на третьем повторе.
— Зайцева, не бухти. Сама мне в институте говорила: «Миша золото, Миша золото». А сейчас начинаешь изобретать какую-то скрытую неприязнь…
— Мухина, — мне в тон сказала Зайцева, — а сколько раз я тебе говорила, что Муза фрукт? Забыла?
— Это не ты говорила, а Матюшина, — отрезала я.
Галка надулась и молчала километров пять. Потом не выдержала и бросила:
— А я тебе, неверная, еще сюрприз готовила…
— Какой? — хмуро поинтересовалась я.
— Соль сюрприза — неожиданность, — объяснила Зайцева и обложила нехорошими словами водителя микроавтобуса, вывернувшего из ниоткуда. — Впрочем… если у тебя такая память хорошая, — язвительно ухмыльнулась Галка, — сама должна догадаться…
Я догадалась почти сразу.
— Ты что, действительно Леву пригласила?!
— Фиг я тебе ответила, — фыркнула Зайцева, — мучайся.
— Нет, действительно…
Подруга замурлыкала песенку, свернула кукиш и сунула его мне под нос.
В деревне Колотушино стояло пять жилых домов и столько же заброшенных. Невнимание к деревеньке измученных бетоном и пылью улиц москвичей объяснялось несколькими причинами. Во-первых, жуткая, разбитая тракторами дорога, во-вторых, отсутствие связи — телефон в деревню никогда не проводили, а сотовые телефоны молчали, поскольку здесь была «мертвая зона». Но основной причиной выступало перманентное отсутствие электричества — жадный до цветного металла народ регулярно обрывал со столбов провода. Деревня жгла лучины, копала ледники и писала безграмотные жалобы в безжалостные инстанции.
В этом году колотушинцев вернули в лоно цивилизации.
Дом Галины в духе всей деревни выглядел полузаброшенным. Покойная мама тети Аси разделила дом между двумя дочерьми — левая сторона досталась сестре Галкиной мамы тете Клавдии и стояла заброшенной, в правой все лето на вольном выпасе проживали тетя Ася, Полина и иногда сама Зайцева. Клавдия Семеновна в Колотушино наведывалась редко, но из вредности не уступала свою половину дома сестре. И жилище выглядело так: частично покрашенное зеленой краской сверкало отмытыми окнами, частично гнило и звенело сквозняками, задувавшими сквозь щели забитых ставнями окошек.
Сегодня во дворе на половине тети Клавы я увидела аккуратно сложенные штабели кирпича.
— Тетя решила вернуться на родину? — спросила я, разглядывая кирпич, бурьян и крапиву.
— Нет. Тетка умом тронулась и сказала детям, что квартиру отпишет государству, а половину дома — Асе.
— Повезло. В вашу сторону тронулась старушка. — Я покусывала травинку и отгоняла мух.
— Да ну ее! — махнула рукой Зайцева. — Семь пятниц на неделе у тетки. Сегодня «да», завтра «нет». Мы уже кирпич под фундамент завезли, а она вдруг очнулась: «Никому ничего! Все государству, все с молотка!».
— Кирпич Степкин?
Галка смутилась.
— Только доставка.
— Когда привез?
— Позавчера. Помнишь, когда вы с Викторией к метро пошли, Нинка меня к себе потянула? Тогда и договорились.
— А раньше Степа отказывал?
— Ага.
— Ну-ну, — бросила я. — Это, Заяц, взятка. Меня пытались бельем купить.
— За что?
— За молчание. Чует мое сердце, с деньгами Коврова не все чисто…
— За институт? — уточнила Галка.
— Да, — кивнула я и бросила обкусанную травинку в кирпич.
Грустить и предаваться досужим размышлениям Галина не любила, не умела и не собиралась. Вручив мне мотыгу, подруга определила фронт работы — от забора до заката — и, обвязавшись платком, поплевала на надетые на ладони рукавицы:
— Ну, с богом, Симка! Поехали!
В зайцевских руках мотыга порхала мотыльком, меня разламывала надвое, но я вспомнила, какой гад Миша, и с увлечением взялась долбить засохшую землю.
На завалинке Галкиного дома сидел дед Сидор Прохорыч и с удовольствием смотрел, как ненормальные городские робят в самый солнцепек.
— Вы бы, девки, с утра приезжали, — крикнул дед. — По холодку-то оно робится лучша!
— А мы, Сидор Прохорыч, бабы горячие, нас жара не берет! — гаркнула Зайцева и уперла руки в бока.