Любовный узел, или Испытание верностью - Элизабет Чедвик

Проследив за направлением ее взгляда, старуха проковыляла к нише в стене и вернулась с тремя гладкими, отливающими кремом свечками.

– Вот, возьми. Это тебе в честь благословенной Девы Марии, ведь сегодня ее праздник.

Кэтрин с удовольствием приняла дар. Она знала, насколько Этель любит восковые свечи. Всевозможные подарки, которыми наделяли повитух благодарные горожане, вообще были самой приятной особенностью их ремесла.

На улице царили серые февральские сумерки, холодный ветер обжигал лицо. Кэтрин натянула на плат капюшон и понадежнее закрепила застежку плаща, ее зубы стучали от холода. Колокол церкви Св. Марии у врат отзвонил полдень, к нему присоединились колокола собора Святого Петра. Молодая женщина подумала об Оливере. Интересно, что он сейчас делает? Трясется в седле с посиневшими от холода пальцами, или они уже добрались до места? Может быть, уже идет сражение? Две недели без всяких вестей серьезно нарушили душевное равновесие Кэтрин. Она постоянно грызла ногти и, несмотря на уверения Этель, что Оливер непременно вернется, не находила себе места от тревоги.

От стены дома Сапоньер отделилась темная фигура Годарда и незаметно пристроилась рядом с молодой женщиной, огромная и надежная, как шагающая стена. Кэтрин нравилось, что он рядом и что он молчит. Она так устала от разговоров ради разговора, когда жизненно необходимо, но и страшно, было только одно: получить известия об армии графа Роберта.

Они шли мимо собора Святого Петра вдоль берега реки. На поднявшейся от прилива воде плясали суда и шлюпки; в небе, словно жидкие обрывки облаков, вились чайки, вспарывая воздух резкими криками.

У замковой верфи стоял под разгрузкой небольшой, пришедший с моря ког, с него снимали ящики и бочки. Вполне обыденная сцена, и сначала Кэтрин практически не обратила на нее внимания, но, когда они с Годардом подошли поближе, оказалось, что никто не работает. Все люди столпились вокруг чего-то на земле. Один из более молодых грузчиков вдруг кинулся к воде, и его вырвало. Остальные прижимали ко ртам плащи и шапки.

Подчиняясь естественному любопытству, Кэтрин направилась к толпе. Наверное, там морская свинья или даже кит: эти создания изредка попадали с приливом в реку, вызывая всеобщее удивление, иногда смешанное с отвращением, если успевали умереть и их тела начинали разлагаться. Молодая женщина вытянула шею, пытаясь разглядеть, что же такое белое лежит на причале у ног людей. Оно слишком маленькое и тонкое, чтобы быть морской свиньей или китенком.

– Пойдемте, госпожа, – внезапно проговорил Годард, схватив ее за локоть, но было уже поздно, потому что Кэтрин успела разглядеть кости, просвечивающие сквозь гнилую плоть, и понять, что люди смотрят на человеческое, точнее, бывшее человеческим тело.

Одну из ног обвивал конец веревки, за который зацепился клок розовой ткани, расшитой темно-красным цветочным узором. К черепу, который отвалился, когда мужчины вытаскивали тело, и лежал теперь, запутавшись в рыбачьей сети, еще крепилось несколько прядей волос. Их цвет был похож на цвет локона, вплетенного в тот узел, который Кэтрин дала Оливеру, но, когда они высохнут, то будут светлее: более каштанового оттенка. Молодая женщина почувствовала, как к ее горлу подкатывает комок. Теперь она знала, что случилось с Рогезой де Бейвиль.

– Это вышивальщица графини, – отрывисто сообщила она собравшимся людям. – Она исчезла в Сочельник, и никто не знал, что с ней сталось.

Горло сжимало так, что трудно было говорить.

– Бога ради, прикройте ее и позовите священника.

Оливер взял щит в левую руку и обнажил меч. Бойцы рядом с ним горячили коней и готовились к атаке. Резкий ветер жег сквозь доспехи и одежду, все еще мокрую после перехода через Фосседайк, но рыцарь не обращал внимания на холод, целиком сосредоточившись на предстоящей битве. Он не раз участвовал в мелких стычках, однако сейчас впервые ощутил вкус большого сражения. То же самое можно было сказать о большинстве людей, выстроившихся на плоском поле западнее города. Несмотря на то, что в Англии постоянно шла война, крупные битвы случались редко. Ставить все на исход одного сражения – непрактично, разумеется, если только удача не повернется к вам лицом или вы загнаны в угол и просто не имеете другого выхода. На сей раз честь первого хода принадлежала графу Роберту, а загнанным в угол оказался Стефан, однако обе армии были примерно равны по силе и умению. Как повернется битва, никто не знал.

Вдали, на холме, Оливер видел, как на стенах замка, окруженного осадными машинами Стефана, храбро полощутся знамена Честера и Глостера. Сам же Стефан примчался со всей своей армией на поле как только узнал, что брод Фосседайка взят.

– Он не ждал, что мы так быстро и с такими силами окажемся на его пороге, – насмешливо заметил Гавейн, когда отряды Стефана поспешно выстраивались напротив.

– Не ждал, – согласно кивнул Оливер и подул на замерзшие пальцы. – И именно потому, что не приготовился, стал действовать очертя голову. На месте Стефана я остался бы за городскими укреплениями и заставил нас атаковать, пробежавшись вверх по склону. Он лишился своего преимущества, спустившись к нам на равнину.

Тут рыцарь окинул взглядом занимаемую их отрядом удобную позицию на левом фланге армии графа Роберта.

Граф собрал здесь в основном рыцарей и баронов, лишившихся своих владений. Им противостояли графы и магнаты Стефана: Ричмонд, Норфолк, Нортхемптон, Суррей и Ворчестер. Центр держал Раннульф Честер; ему предстояло столкнуться с самим Стефаном и его пехотой. Граф Роберт вместе с вассалами из Уэльса взял на себя правый фланг, чтобы померяться силами с фландрскими наемниками Стефана.

Командующие скакали вдоль рядов, воодушевляя людей на битву громкими пышными фразами. Граф Роберт обладал глубоким проникновенным баритоном. В отличие от него Стефан обладал таким тонким тихим голоском, что ему пришлось пустить вместо себя одного из своих баронов, а именно Балдуина Фитц-Гилберта.

Напротив Оливера кто-то из магнатов Стефана выкрикнул вызов на поединок, явно предпочитая традиционное начало битвы.

– Ха! По-моему, они думают, что это праздник! – прорычал прямо в ухо Оливера Рэндал де Могун.

Он не был лишен наследственных владений, но предпочел биться в рядах обиженных – скорее всего, в надежде получить за это немного собственной земли.

– Для них так оно и есть, – ответил Оливер, не отрывая глаз от рядов противника. Интересно, призвал ли в свои войска Валейран Ворчестер человека, захватившего Эшбери? С их точки зрения, мы всего лишь безземельные наемники, и этот вызов – явная насмешка.

Он еще раз оглядел ярко разодетых вражеских рыцарей, которые гарцевали и прихорашивались, и почувствовал прилив гнева, который не смогли бы вызвать никакие речи командиров. Ради тщеславия этих людей погиб его брат, а сам он превратился в изгнанника, кормящегося только своим мечом. Пусть так. Но, именем Всевышнего, сегодня он пришел взять свою плату!

Оливер слегка выехал вперед, готовясь ответить на очередной вызов на поединок. Рэндал де Могун пристроился рядом с ним, слегка склонив копье и жадно облизывая губы: