Путин. Россия перед выбором - Леонид Млечин

Утром 26 октября начали операцию. Для начала чекисты пустили газ, который выводит человека из строя. Предполагалось, что таким образом удастся, во-первых, помешать террористам привести в исполнение свою угрозу и взорвать здание, во-вторых, избежать излишнего кровопролития. «Альфа» и «Вымпел» взяли театральный центр штурмом. Они за несколько минут уничтожили всех террористов и разминировали зал. Первый этап операции прошел почти идеально.

Телевидение показало труп застреленного Мовсара Бараева, рядом — бутылка коньяка. Выяснилось, что бутылку принесли и поставили уже после того, как главарь банды был убит. Множество шприцев тоже трактовали как признак наркомании террористов. Потом, впрочем, говорили, что использованные шприцы оставили спецназовцы.

Террористы не взорвали себя вместе с заложниками. Возможно, они и не пытались. Хотя у боевиков было примерно десять-пятнадцать минут, пока газ распространялся по зданию.

Такой газ использовала советская госбезопасность еще со времен борьбы против украинских националистов, которые прятались в схронах, подземных бункерах. Найти бункер было проще зимой. На восходе или на закате можно было заметить струйку теплого воздуха, который выходит из вентиляционного отверстия. Туда вставляли тонкий и гибкий шланг и открывали вентиль баллона со спецпрепаратом «Тайфун» — усыпляющим газом мгновенного действия.

Более современная модификация «Тайфуна» была использована на Дубровке в октябре 2002 года. Формула газа осталась секретной. Писали, что это был фентанил — сильнейший обезболивающий препарат с очень опасными побочными эффектами. Он угнетает дыхание.

Руководители оперативного штаба тщательно продумали, как уничтожить террористов, но не как спасать заложников, которые тоже наглотались газа и потеряли сознание. Одна из заложниц рассказывала, что пришла в себя уже в автобусе, увидела людей в камуфляжной форме и решила, что террористы их куда-то везут. Только потом поняла, что это свои.

Но в себя пришли не все. Из 912 заложников 125 погибли, потому что вовремя не получили медицинской помощи. Врачи не знали, какой газ применили, какие препараты нужны, чтобы спасти людей. Кареты «скорой помощи» не могли подъехать. Директор Московской службы спасения Александр Шабалов рассказывал «Новой газете», что спасателей не предупредили о применении газа, поэтому они запаслись бинтами и жгутами, думали, что придется иметь дело с огнестрельными ранениями и минно-взрывным травмам. Не готовились спасать людей, отравленных газом. Спасатели сами прибыли без индивидуальных средств защиты и тоже отравились.

«Первое впечатление было, что мы вошли в зал мертвых, — вспоминал Шабалов. — Никакого движения, все с опущенными головами, в неестественных позах, террористки с огнестрельными ранами, кровь. Если бы не крик спецназовцев: “Быстрее! Они все живые! Выноси, выноси!” — люди просто не поняли сразу, что надо делать. Даже врачам поначалу показалось, что все мертвы, — пульс у пострадавших не прощупывался».

Сотрудники спецслужб делали что могли, — после штурма сами вытаскивали заложников, делали искусственное дыхание. Стало ясно, что нужны инъекции налоксона — этот препарат используют для вывода из наркотического отравления. Кому вовремя ввели налоксон — приходили в сознание. Но препарата не хватало.

«Блестящее проведение первой фазы операции, — констатирует Шабалов, — и абсолютная беспомощность, неорганизованность второй. Просто бардак. Время было упущено, преступно растранжирено…»

А ведь есть мировой опыт. Организация медицинской помощи заложникам является обязательной частью плана контртеррористической операции. Когда в 1976 году израильский спецназ отправился в Энтеббе освобождать захваченных палестинскими террористами заложников, один из самолетов представлял собой летающий госпиталь. Вместе со спецназом отправили врачей, опытных хирургов, способных оперировать в полевых условиях. Снабдили их запасом плазмы и крови — всех групп, которые были у бойцов атакующей команды. Хотели на всякий случай взять и кровь для всех заложников — в соответствии со списком пассажиров захваченного террористами самолета, но от этой мысли отказались, потому что это привлекло бы к себе внимание, а подготовку операции надо было сохранить в тайне.

В Москве ничто не мешало продумать медицинскую часть плана. Заготовить пути подъезда для карет «скорой помощи», запастись необходимыми препаратами и сразу же информировать медиков, что именно им следует делать…

После трагедии на Дубровке расследования не провели, поэтому осталось неизвестно, как боевики оказались в Москве и почему руководители операции не подумали о том, как спасать заложников после штурма. Но газеты написали, что закрытым указом руководитель операции генерал-полковник Проничев был удостоен звания Героя России.

Через девять лет, 20 декабря 2011 года, свой вердикт вынес Европейский суд по правам человека, куда обратились бывшие заложники и родственники погибших в Театральном центре на Дубровке. Российское правительство доказывало, что заложники погибли не из-за газа, а все сразу «по причине обострения хронических заболеваний». Даже видавшие виды европейские судьи поразились. Они пришли к иному выводу:

«Степень воздействия газа напрямую зависела от времени его воздействия: чем больше времени заложники подвергались воздействию газа, тем больше становилось жертв. Пролонгированное воздействие газа является основным фактором и причиной смерти большинства заложников. У суда нет объяснений тому факту, почему заложникам не была оказана эффективная медицинская помощь…

Спасательная операция, имевшая место 26 октября 2002 года, была неэффективной из-за неадекватного информирования о методе и способе спасения вовлеченных в операцию спасательных служб… Поэтому суд считает, что российское государство нарушило статью 2-ю Европейской Конвенции, а именно — свои обязательства по сохранению права на жизнь».

Позиция нашего правительства в этом деле свидетельствует не только о традиционном желании защитить ведомственный мундир, но и о нежелании сделать выводы из трагедии. И это самое прискорбное.

Боевики тогда ничего не добились. В ноябре 2002 года Владимир Путин, выступая перед представителями чеченской общественности, говорил:

— Фактически идеи ваххабизма были использованы для превращения Чечни в плацдарм международного терроризма — для последующих амбициозных планов нападения на братский Дагестан, создания средневекового халифата от Черного до Каспийского моря, который должен включать в себя не только весь Северный Кавказ, но и часть Краснодарского и Ставропольского краев. Но и это еще не все. За этим неизбежно последуют попытки раскачать обстановку в многонациональном Поволжье России. Все это рассчитано на то, чтобы направить развитие ситуации в нашей стране по югославскому сценарию.

Путин обещал, что не пойдет на компромисс с боевиками:

— Не выйдет. Ответственно заявляю: второго Хасавюрта не будет.

Осенью 2003 года в Чечне провели выборы, их выиграл бывший муфтий Ахмад Кадыров, который в первую чеченскую войну был на стороне сепаратистов. Он вовремя перешел на сторону федеральных сил, но его взгляды, судя по всему, остались прежними. Кадыров был поклонником иракского президента Саддама Хусейна. Во время войны в Ираке глава администрации Чечни говорил: