Латино-Иерусалимское королевство - Жан Ришар

В конце концов счастье улыбнулось и королю Ги: в то время как трон уплывал из его рук, тамплиеры, получив от Ричарда Львиное Сердце Кипр, столкнулись на острове с восстанием и подавили его ценой огромных усилий. Тогда они продали в мае 1192 г. остров низложенному королю Иерусалимскому. Ги сохранил свой титул, поскольку Генрих, именовавшийся просто «сеньором Иерусалимского королевства», мог короноваться только после смерти Лузиньяна. Ги пригласил в свои новые владения своих сторонников из числа преданных ему «пуленов», таких как сеньора Бейсана Ренье Джебайлского и пуатевинцев, пользовавшихся его расположением, Рено Барле (де Монтрей-Беллей), Говена де Шенеше, Риве, маршала Гуго Мартена и его племянников, Фулька д'Ивера и Лорана дю Плесси (предки кипрских сеньоров дю Морф, вероятно, принадлежавшие к семье, из которой происходил кардинал Арман дю Плесси де Ришелье). Так, после шести лет смут (1186–1192 гг.) закончилась борьба Конрада I и Ги де Лузиньяна, которая косвенно послужила созданию на Востоке второго латинского королевства. Но в Сирии эта борьба стала причиной ослабления королевской власти: бароны никогда не забудут, как они заставили не понравившегося им короля оставить трон.

По договору, заключенному с Саладином в 1192 г., латинскому королевству предоставлялось перемирие на три года и три месяца, гарантировавшее франкам период затишья до декабря 1195 г. На самом же деле, за 99 лет, которые протекли до падения последних латинских колоний Сирии (1192–1291 гг.), это перемирие без конца продлевалось с мусульманскими государями. За первый период существования Иерусалимского королевства также часто заключались перемирия: между королями Иерусалима и правителями Дамаска, которые, с одной стороны, беспокоились за урожай, а с другой — не желали прерывать торговый путь, приносивший прибыль их подданным; наконец, в силу политической необходимости уже возникли необычайно интересные условия международного права — были обозначены зоны, где караваны проходили свободно даже во времена войны (Ибн Джубайр рассказывает о запрещении нападать на торговцев на дороге Бейт-Джин в Тороне), осуществлялся раздел урожая в некоторых районах, и т. д… Но в XIII в. постоянная угроза, нависавшая над королевством во время Балдуинов, исчезла. За период почти в столетие, восемьдесят лет мира (1192–1197, 1198–1204, 1204–1210, 1211–1217, 1221–1239, 1241–1244, 1254 или 1256–1263, 1272–1290 гг.) почти полностью устранили напряжение во франко-мусульманских отношениях. Торговые интересы, которые связывали итальянские конторы побережья и мусульманские базары на внутренних территориях, оттеснили на второй план религиозный антагонизм, о котором время от времени напоминали крестовые походы. Еще сильней, чем в XII в., ожесточилось противостояние между образом мыслей «пулена» и «крестоносца», и мгновенные вспышки военного насилия покажутся странными не только мусульманам, но и самим франкам Сирии.

Из-за этого политика государей второго королевства Иерусалимского примет новый оборот: это королевство, не имевшее прежней территориальной основы, не могло, как некогда, ввязываться в войну с сарацинскими государствами, не заручившись союзниками из числа тех же мусульман, или без поддержки мощных крестовых походов. Дипломатия сменила оружие, и хотя в королевстве не забывали о конечной цели — восстановлении Иерусалимского государства во всей его целостности, теперь главной задачей стало не нарушить тщательно устроенное равновесие сил, которое позволяло франкам удерживаться на побережье. Видно, как Иерусалимские короли будут сдерживать ярость только что прибывших крестоносцев, мешать им прямо провоцировать мусульман из страха, что после их отбытия вся тяжесть неравной борьбы падет на их плечи. Напротив, они старались получать все сведения о внутренней ситуации в мусульманской Сирии и подгадать удобный момент, чтобы добиться значительных уступок у сарацинских правителей.

Внутреннее положение Сирии позволяло им вести столь деликатную игру. Саладин создал единую империю — вот почему мусульманские историки нарекли его султаном, хотя на самом деле он никогда не носил этот титул. Однако после его смерти (1193 гг.) его родственники поделили его наследство: его сыновья Аль-Афдаль, правитель Дамаска (1193–1196 гг.), Аль-Азиз, правитель Египта (1193–1198 гг.), Аз-Захир, правитель Алеппо (1193–1216 г.), его братья Аль-Адиль, правитель Трансиордании (Крак и Монреаль, вновь ставшие Кераком и Шауваком, плюс Ахамат, ставший Амманом), Тюгтекин, правитель Йемена (1182–1196 гг.), его внучатые племянники Бахрамшах, эмир Баальбека (1182–1230 гг.) и Аль-Мансур, правитель Хамы (1191–1220 гг.), наконец, внук его двоюродного брата Ширкух, правитель Хомса (1186–1240 гг.), вновь воссоздали карту Сирии, какой она была до Зенги, в еще более раздробленном виде. Прибавим ортокидских эмиров Джезиреха и Великой Армении, Зенгидов, правителей Мосула и Синжара, ассасинов Ливана и представим себе, сколько фигур было в распоряжении Иерусалимских королей на шахматной доске в 1193 г. Ведь, естественно, между наследниками великого султана тут же начались раздоры: особенно его брат Аль-Адиль, будучи самым ловким из этих эпигонов, сумел мало-помалу, ведя искусную интригу с своими племянниками, превратить свое княжество в Трансиордании и Аравийской Петре в султанат; устранив сына Аль-Азиза, Аль-Мансура, правителя Египта, он принял титул султана, который носил с 1199 до 1218 гг.

Его восхождение не обошлось без столкновений, войн между его племянниками, в которых он выступал в качестве арбитра, их же восстаний против его власти; но на протяжении этих первых лет Эйюбидекой династии спаянность их семьи кое-как поддерживалась: пока еще мусульманские государи не призывали франков, чтобы помочь им против родных и двоюродных братьев. В схватке с ними Иерусалимское королевство, прежде всего, стремилось удержаться: возглавлявшие его Генрих Шампанский (1192 — 5 сентября 1197 гг.) и Амори II (1197 — 1 апреля 1205 гг.), один за другим правившие как мужья королевы Изабеллы I, проводили единую политику. Они начали с того, что соблюдали перемирие, заключенное с Саладином, не только до декабря 1195 г, но и дальше, до 1197 г, вопреки провокациям в форме разбоя со стороны некоторых мусульман, таких как эмир Бейрута, который направлял своих пиратов грабить на морском пути между Акрой и армянской и франкской Северной Сирией. Генрих Шампанский удовольствовался лишь дипломатическим протестом, ожидая того момента, когда новый крестовый поход позволит ему перейти к более активным действиям.

А крестоносцы уже готовились отправиться в путь: германская экспедиция, распавшаяся после гибели Фридриха Барбароссы, вновь планировалась под руководством его сына Генриха VI Гогенштауфена, которому его женитьба на Констанции, дочери Вильгельма II Сицилийского только что разрешила занять старое итало-норманнское королевство, которым до этого незаконно владели два узурпатора, граф Танкред Лечче и Вильгельм III (1194 г.). По наследству от Вильгельма II ему также достались мечты об экспансии на Балканы, о чем правители Неаполя и Тарента, от Роберта Гвискара до Карла Анжуйского и Владислава Венгерского, никогда не забывали: так, в 1185 г. итало-норманнские солдаты захватили и разграбили Салоники. Теперь же, когда Генрих — император, король Германии и Арля, юридически сюзерен всего христианского мира — заполучил сицилийскую корону, он решил вернуться к проекту, который в свое время лелеяли Конрад III в 1148 г. и Фридрих Барбаросса в 1190 г. — уничтожить своего соперника, «римского» императора, правившего в Византии — германцы звали его «королем греков». Кроме того, в Византийской империи в царствование Мануила Комнина возник схожий план: как некогда Юстиниан и Константин IV, Мануил вновь вспомнил о правах, унаследованных от его далеких предков, римских цезарей, на Италию, и всячески подстрекал в Ломбардии мятежи против Фридриха. Воспоминания об этом были еще свежи для Генриха VI, и желание избавиться от потенциального соперника в Италии прекрасно сочеталось с его мечтами об «империалистской» экспансии.