Ограбление Харон - Юрий Иванович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Настроение почти не испортилось, но кошки на душе стали скрести. Не поленился, сходил к столу, не обращая внимания на факт уже начавшегося мероприятия и на явное недовольство ведущего. Внимательно осмотрел документ, проверил подписи и печати. Пожал плечами и вернулся на свое место. Еще и пробормотал весьма громко:
– Он и при жизни чудил частенько… Вот и после смерти решил соригинальничать…
После чего все свое внимание переключил на ведущуюся церемонию. Одним из первых зачитал вслух имеющийся у него пароль-ключ и с предвкушением уставился на громадный экран. На нем появился улыбающийся Никита Трофимович Шенгаут и начал свою речь:
– Раз вы собрались все вместе, значит, я благополучно умер! Но грустить вам не стоит, потому что самые достойные из вас сейчас получат от меня значительные, пусть и посмертные подарки. Итак…
Далее на экране пошли медленно ползущие строчки открывающегося завещания.
В наступившей, внимающей каждому слову тишине, беззвучно работали видеокамеры, снимающие крупным планом лица всех потенциальных наследников. Настал час истины.
Два дня в жизни Романа и Зинаиды прошли на удивление спокойно. Если не считать, конечно, вновь вспыхнувшей между ними любовной страсти. Та свалилась на них настоящей лавиной, укрывающей с головой и ломающей все прежние обязательства, планы и намерения. У них словно наступила вторая молодость, открылось второе дыхание, и они словно малолетки готовы были проводить в постели круглые сутки.
Они бы и отгородились напрочь от всего остального мира… если бы не дельтанги. Ну и все остальное, с ними связанное. И хорошо еще, что добрая часть этого «остального» себя пока никак не проявляла: экран не светился, пигмеи не нападали, Змей с Кочилькараданно не появлялись. От несравненной Харон – тоже ни слуху ни духу. А на просмотр потустороннего мира сквозь сложенный определенным образом артефакт банально не хватало времени. И желания соответственно.
Зато на требования Никиты Трофимовича волей-неволей приходилось отвлекаться. Первый день шла морока с поиском надежного сторожа в ангар и с приведением жилого помещения там же в должный порядок. Хорошо хоть для этого нет нужды самому бегать по конторам, магазинам и складам. Все нужное было заказано и оговорено по Интернету.
В том же Интернете стали искать надлежащего сторожа. Объявлений было много, просматривали быстро, отдавая предпочтение тем, кто живет поблизости. Но в один момент хмыкнули одновременно, затем недоуменно переглядываясь:
– Семен Кириллович Молотков? – не могла поверить Зинаида.
– Да вроде он, – озадаченно кривился Ландер. – Год рождения сходится. И телефон домашний указан правильно, кажись…
– Хм! Всего полчаса назад выложено объявление… Но ведь Сема в больнице? Умирает от цирроза печени?
– А мы это проверяли? Мало ли что эта редиска Катька сказала.
– Вот же су… сушеная вобла! – не удержалась Стрельникова от нелицеприятных синонимов. – Как ее только земля носит!
– Ладно, позвонить все равно надо.
– Хочешь взять его сторожем?
– Почему бы и нет? – рассуждал Роман. – Вроде человек надежный, даже будучи пьяным в стельку – ни разу никому никакого секрета не выболтал. Кажется, именно за это Катька его и ненавидит… Как только не развелись до сих пор?
Ну и основная причина вслух не оглашалась, как вполне естественная: все-таки другу детства, которому можно доверять, да еще и близкому родственнику помочь надо обязательно. Несколько удивляло, почему Семен не работает на прежнем месте, по специальности, но ведь выяснить просто, достаточно позвонить.
Что Ландер и сделал, при наборе цифр ворча под нос:
– Лишь бы Катька мой голос не узнала да трубку не бросила… – повезло, еще одна свидетельница из бурного детства отсутствовала, и трубку поднял нужный абонент: – Семен Кириллович, ты, что ли? Как жив, курилка?
К удивлению, сам Молотков говорившего не узнал:
– А кто это? – Да и его голос оказался почти неузнаваем, хриплый, глухой, словно у преклонного годами старика.
– Ну ты даешь, Молот! – возмущался друг. – Давно в бубен не получал? Или в самом деле в больнице тебя залечили на хрен?
– Рубка?! Ты, что ли?! – проклюнулась радость узнавания в оживающем голосе собеседника. – Какими судьбами?! Где ты сейчас? И от кого звонишь?
– Да здесь я, в поселке. У Стрелочки. Ну и к тебе заходил, разве Катерина не рассказывала?
– Ни слова… – Тон сразу стал унылым и бесцветным. – Мы с ней вообще не разговариваем… И вообще, ухожу я из дома…
– О-о, друган! Вижу, тебя совсем примучили, – досадовал Ландер, присматриваясь к понимаемым жестам Зинаиды. – А давай-ка иди к нам? Посидим, перетрем за жизнь?
Тут же последовало краткое:
– Выхожу! – а за ним короткие гудки. Тогда как Стрельникова пошла одеваться и приводить себя в порядок, на ходу распоряжаясь командирским тоном:
– Ром! Ставь воду для пельменей! Сдается мне, Семка некормленым заявится.
Друг детства заявился не только проголодавшимся, но и практически трудно узнаваемым. Худой, изможденный, с ввалившимися глазами, он выглядел словно после перенесенной тяжелейшей болезни. Если чего не хуже, например, болезнь неизлечимая. Вполне вероятно, что и цирроз печени.
Его и обнимали аккуратно, стараясь не поломать и не удушить от усердия. Хотя при этом Роман не выдержал и высказался со всей прямотой старого приятеля:
– Дядька! Ты чего с собой сотворил? Краше только в гроб кладут!
– Да ерунда, не обращай внимания, – криво улыбался Молотков. – Это я с виду такой только, а на самом деле тебя одной левой поломаю.
– Хорош пугать, обен де роуд! – хохотнул мистер Рубка. – Хочешь меня заикой оставить? Но в любом случае такого амбала раскармливать не стоит. Поэтому, Стрелка, вари на него только три пельмешка!
– Еще чего?! – уже более радостно отвечал гость. – Нечего мне фигуру портить! Поэтому и двух с половиной пельмешек хватит.
Пока рассаживались на кухне, продолжали шутить. Попутно припомнили пару смешных ситуаций из далекого детства, а там и к поглощению холодных закусок приступили. Да и пельмешки поспели быстро, с маслицем да со сметаной пошли на ура. Правда, Семен ел довольно скромно, да старался выбирать закуску диетического толка. Соответственно и от выпивки отказался сразу и категорически.
И только потом перешли к слушаниям на тему «как я до такой жизни докатился». Грустная получалась история, а правильнее сказать, печальная. После службы, в том числе и два года сверхсрочником, Молотков, вернувшись домой, обучился профессии каменщика. Причем хорошо работал, его брали на самые ответственные стройки, хорошо платили. И жизнь его была на зависть многим, как казалось со стороны. А вот семейного счастья не было: Катерина оказалась еще той стервой. Всего ей было мало, все укоряла да мечтала о столичной жизни.