Служу Советскому Союзу - Василий Высоцкий

на матч в другой униформе. Либо за него могли договориться. К сожалению, я не обладаю информацией — что готовилось на том матче, так как мы не сотрудничаем с местными правоохранительными органами. Глобального ничего не стряслось, но вот местячковое-гадкое всё же было.

— Что именно? — невольно спросил я.

— Да местные националисты задницы рвали, чтобы запугать хоккеистов. Караулили у отеля с провокационными плакатами, пытались проникнуть в автобус, на котором хоккеисты ездили на матчи и тренировки. Один экстремал сумел забраться в багажный отсек автобуса. Открывают ребята люк, чтобы поставить сумки, а оттуда вопль: «Коммуняки, вон из Канады!» Беженцы из Чехословакии тоже подливали масла в огонь, орали про шестьдесят восьмой год и оккупацию Праги. Конечно, слушать такое было неприятно. Но это явно всё было спланировано на подавление и выбивание из колеи. Хорошо ещё ребята уже знали, куда едут. С ними были проведены работы, где зачитывались вырезки из американских и канадских газет.

— Да и в шестом матче при счете один-один чистый гол Петрова судья про… проспал и не засчитал, — хмыкнул Зинчуков. — Но всё равно молодцы ребята! Чуть-чуть не надрали жопу профессионалам.

— Это да, вот только не про них сейчас разговор, а про нашего Орлова-Козлова. Епифанов, следует проверить твою версию и если она подтвердится, то будем искать стюарда с похожими данными, — сказал Вягилев.

— А ведь он рисовал что-то на газете, — хлопнул я себя по лбу. — Самолёт такой здоровый и… и почему-то перечеркнутое правое крыло.

— Хм… Тут уже надо бы насторожиться, — покачал головой Вягилев. — Но наши хоккеисты нормально долетели как до Канады, так и обратно. А какой хоть марки был самолет? Не помнишь?

— Что-то похожее на ИЛ, — пожал я плечами. — Рисунок видел только мельком.

— Шестьдесят второй ИЛ упал в Германии четырнадцатого августа, — мрачно сказал Вягилев. — И на борту был один из наших людей… Правда, пришлось записать его в неопознанные… Не могли мы сдать человека из разведки. И вместе с ним погиб генерал-майор Кулышев, который находился с секретной миссией. Наш человек обеспечивал безопасность Кулышева. Неужели ради одного человека пошли на сто пятьдесят шесть жертв?

— Да уж, дела-а-а, — протянул Зинчуков. — Вообще охренели террористы. Ничего человеческого в них не осталось.

Вягилев только вздохнул в ответ.

— Разрешите вопрос? — я едва не поднял руку, как делал это на занятиях. — Вот если Живов никогда сам не делал своими руками, то почему же тогда он на «шишиге» рванул к машине Гречко?

— В тот момент троих его сподручных уже поймали. Они поджигали торфяники… — сказал Вягилев. — А вот почему он сам? Потому что троица не стала долго ломаться, а сразу же сдала того, кто выдавал приказы. Похоже, что его целью в тот момент было наведение паники на стоянке маршала, чтобы под возникший шум он смог скрыться. И ты сам видел, что ему это удалось.

— Да, если бы в машине был маршал, то мог бы одним ударом двух зайцев уничтожить, — покачал головой Зинчуков.

— Получается, что его целью стало выведение из строя генералов и маршалов? — выдал я напрашивающуюся мысль.

— А ты не глуп, курсант Епифанов, — хмыкнул Вягилев. — Думаю, что ты гораздо лучше бы послужил Родине в другом месте, а не в инженерных войсках.

Я скромно промолчал.

— Мне кажется, что сейчас стоит уточнить ближайшие маршруты генералитета и маршалов по территории Советского Союза, — сказал Зинчуков. — Что-то подсказывает мне, что скоро снова будет нанесен удар…

— Да, я как раз этим займусь, а ты… Бери с собой Епифанова и отправляйтесь смотреть хоккей. Мне нужен фотопортрет Орлова-Козлова, — сказал Вягилев.

— Разрешите ещё вопрос? — я снова едва удержался от поднятия руки. — А почему Живов поднимал табличку с одной фамилией, когда встречал человека с другой?

Зинчуков усмехнулся:

— А это игра в шпионов. Нужная фамилия не ставится специально. Это своего рода шифр по договоренности. Если нет хвоста и слежки, то ставится «Козлов». Если что-то идет не так, то выдвигается, допустим, «Баранов». В обоих случаях нет указания на определенного человека, чтобы не смогли его опознать. Хвоста и слежки не было, поэтому и красовался «Козлов». Но при малейшем подозрении табличка тут же бы поменялась на «Баранова». Запутывание следов, курсант Епифанов. Старинный прием спецслужб. Ладно, собирайся. Пошли хоккей смотреть. Эх, жаль пивка взять нельзя, а то бы под тараньку снова этот матч… — мечтательно закончил Зинчуков.

Глава 46

Санкт-Петербург в это время всё ещё назывался Ленинградом. Тут ещё не было яркого света неоновых реклам. Город всё ещё хранил лоск императорских построек, хотя коммунистические однотипные здания уже теснили невысокие дворцы графов и князей. Подобное соседство нисколько не смущало питерцев.

По статистике в городе в среднем бывает семьдесят пять солнечных дней. В остальном же стоит хмурая и пасмурная погода. Утренние туманы были не редкостью. Он превращал и без того мистический горд в декорации фильма-триллера. Того и гляди выйдет из тумана большая фигура в плаще и шляпе. Выйдет и направится к тебе, горя алыми глазами…

Город, воспетый в стихах и песнях, несколько месяцев назад посетил американский президент Никсон. До Никсона Советский Союз посещал только один американский президент — Франклин Делано Рузвельт. Он возглавлял делегацию США на Ялтинской конференции союзных держав в феврале сорок пятого года.

Приезду президента предшествовала секретная поездка в Москву президентского советника по национальной безопасности Генри Киссинджера. Секретная поездка Генри Киссинджера в Москву была связана с обострившейся обстановкой во Вьетнаме. По каналу Киссинджер — Добрынин шел интенсивный обмен письмами между Никсоном и Брежневым.

Восьмого мая Никсон в телевизионном выступлении заявил о минировании подходов к портам Северного Вьетнама. А вот десятого мая во вьетнамском порту Камфа попал под бомбардировку советский теплоход «Гриша Акопян». Несколько членов экипажа получили ранения, погиб боцман Юрий Зотов.

В очередном письме Брежневу Никсон выражал глубочайшее сожаление по поводу случившегося, заявлял о готовности выплатить компенсацию за ущерб и сообщал, что приказал военному командованию не допустить повторения подобных случаев.

В Политбюро ЦК КПСС активно обсуждался вопрос — принимать ли президента США в Москве в то время, когда США бомбят Вьетнам, советского союзника.

Мнения тогда очень сильно разошлись. Военное руководство во главе с Гречко вместе с Подгорным были против встречи. Сомневался главный идеолог Суслов. Косыгин с Громыко выступили за встречу. Брежнев колебался, хотя по личным соображениям ему хотелось провести свою первую встречу с президентом США. Он хорошо понимал и негативные последствия такого отказа для наших будущих отношений с Никсоном. В итоге было принято решение принять американского президента.