Таня Гроттер и перстень с жемчужиной - Дмитрий Емец

Внутри комната Оскаруса была просторнее спортивного зала.Тут и десятку циклопов нашлось бы где попрыгать. «Нет, точно без пятогоизмерения не обошлось», – подумал Ягун. Он всегда думал об этом, заходя вэту комнату, и сам удивлялся, как предсказуемо течет в иных ситуациях его прыгучаямысль.

Открыв дверь, играющий комментатор на минуту остановился напороге, определяясь. У окна на кривоногой кушетке лежал Демьян Горьянов ипролистывал подшивку «Магического оборзевателя» за прошедший год.

«Ну, Горьянова нам даром не надо!» – подумал Ягун, торопливовспоминая, не пил ли он сегодня молока.

В кресле у камина сидел Шурасик. Выпускник Тибидохса, а нынемагфордский магспирант, задумчиво чертил в воздухе буквы, и они повисалидымными кольцами.

– Возможно, не я первый заметил, но какое забавное всеже слово: «победа»! – сказал Шурасик.

– Чего же в нем забавного-то? Прочное такое слово,радостное. Слово «облом» нравится мне гораздо меньше, – не понял Ягун.

– Да вот смотри, что получается, если от него отгрызатьпо букве! – сказал Шурасик, начиная по одному рассеивать дымныекольца. – «Победа – обеда – беда – еда – да»! Ну не прелесть, а? А изтвоего «облома», кроме «лома», ничего ценного не получишь.

– Ты это напрасно. Лом иногда тоже бываетполезен, – заявил Ягун и отошел от Шурасика.

Гуня Гломов методично обрабатывал кулаками грохочущий щит,укрепленный на массивном, из цельного дубового ствола манекене. После каждогоудара манекен проворачивался и атаковал Гуню тяжелыми деревянными шарами,прикованными цепью к его далеко отставленной руке. Гломов с гоготом приседал, ишары проносились у него над головой.

Шурасику первому надоели производимые Гломовым звуки. Онпотрогал пальцем ушную раковину и, поморщившись, сказал:

– Гуня, довожу до твоего сведения, что этот манекенпредназначен совсем для других целей!

Гуня обернулся, утратил бдительность и тотчас был сбит с ногковарными шарами. Рыча, он вскочил и боднул щит лбом.

– В летописях упомянуто, что некогда манекен стоялрядом с драконбольным полем. Всадник должен был ударить копьем в центр щита, и,если он делал это недостаточно точно, шары выбивали его из седла.

– А если в центр? Шары не проворачивались? –недоверчиво спросил Гуня.

– Проворачивались, родной, еще как… Но вес шаров былтак рассчитан, что они проносились над всадником, не задевая его, –заверил его Шурасик.

Велев Гуне отойти на три шага, он выпустил две боевые искры– одну в центр щита, другую в край. В первом случае шары безвредно пронеслисьнад головой Гуни. Во втором – сбитый с ног Гломов издал боевой клич и кинулсяубивать Шурасика.

Ягун хмыкнул и, заметив вошедшего Жикина, направился к нему.Доводить Жорика было одним из самых больших интеллектуальных удовольствийбурной юности играющего комментатора.

– Жикин, паладин души моей, поведай мне, отчего натвоем прекрасном лице написано такое невыразимое страдание? – спросил Ягунвыспренно.

– Чего? – не понял Жора.

– А того! Говорю: чё тухлый такой? – пояснил Ягун.

Жикин подозрительно посмотрел на него. Лицо играющегокомментатора выражало лишь искреннее участие. Жора же был не из тех, кому идетна пользу отрицательный опыт.

– Да вот, Склепова меня добила только что!

– Чем? Лопатой?

– Нет. Подвалила и спрашивает: «Жор, тебе не стыдновыглядеть так кошмарно? И не надо демагогии: отвечай только «да» или «нет»». Ичто я мог ответить? «Да» – «Нет»? – вознегодовал Жикин.

Ягун посмотрел на него с состраданием.

– Прекрасный вопрос! В духе фрекен Бок: «Вы пересталипить коньяк по утрам?» Но я знаю вопрос еще лучше, своего рода тест наинтеллект. После него три человека из десяти полезут с кулаками, а еще пятероперестанут с тобой разговаривать.

– И что за вопрос? – заинтересовался Жикин.

– «Что ты почувствуешь, если я по большому секретускажу тебе, что ты совсем тупой?»

Жора задумался. Заметно было, что он и так и сякповорачивает вопрос и не находит достойного ответа.

– А ты что почувствуешь, Ягун? – спросил он.

– Удовольствие, родной мой. Глубочайшее удовлетворение.К человеку, который смеется, когда на него катят бочки, никто никогда непристает. Поверь моему опыту!

Дверь скрипнула, и в комнату мага Оскаруса просунуласьголова Ваньки.

– О, Ванек! Иди сюда, друг Ваня! – подал голосДемьян Горьянов, которому наскучило читать «Магический оборзеватель» ихотелось, чтобы что-нибудь в ком-нибудь прокисло.

Ванька молча показал Горьянову скрещенные пальцы, и тот,убедившись, что дело не выгорело, отвял. Когда Ягун встретился с Ванькойвзглядом, тот поманил его и сразу исчез. Ягун последовал за ним.

– Тайны? Что за тайны? – с интересом спросилЖикин.

Ягун посмотрел на него и, прошептав: «Амурные дела!» –исчез. Жора некоторое время простоял неподвижно, осмысливая ответ, а затем лицоу него стало сладким, как у кота, который предчувствует сметану, и он произнес:«О! О! О!» Ягун просчитал все верно. Амурные делишки являлись единственными,которые Жикин более-менее был способен понять.

Ванька быстро шел к лестнице, придерживая на бедре сумку сдраконом. Он очень спешил. Ягун едва нагнал его.

– Звал? Что случилось-то? – спросил он.

– Скоро сам поймешь! – сдержанно отвечал Ванька.

Ягун заметил, что лицо у него было гневным исосредоточенным. Примерно таким оно было в день, когда Ванька готовился к дуэлис Пуппером. Ягун достаточно изучил Ваньку и отлично знал его характер. Если самЯгун вспыхивал всегда мгновенно, но столь же мгновенно погасал, то Ванькаразгорался всегда долго, постепенно, неохотно, но когда это происходило,погасить его было уже невозможно. Он шел упорно и до конца. Будь иначе, невыжить бы ему в Дубодаме.

– Надеюсь, ты не меня бить собираешься? Я существоранимо-болтливое! После меня пылесос осиротеет! – сказал Ягун.

– Не тебя, – отвечал Ванька.

– Это радует. Можно я умру от счастья прямо сейчас?

– Перестань, Ягун… Скоро тебе будет совсем несмешно, – сказал Ванька, поморщившись.