Последний воздушный пират - Крис Риддел

— Вух-вуррей-вум, — говорила ему толстолапиха, наклонив голову вперёд и раскрыв пасть. Я голодна, но ступай легко, ибо воздух дрожит. (Осторожно! Опасность рядом!)

— Вег-вух-вурр, — рычала она, опустив одно плечо и прижав ушки. Уже поздно, и луна на небе серпом, а не лепёшкой. (Я боюсь идти дальше в темноте.).

Даже имя толстолапихи казалось Плуту прекрасным. Её звали Вумеру. Та, со щербатыми клыками, что гуляет при свете луны.

Плут никогда в жизни не был так счастлив, как теперь, проводя дни и ночи рядом с толстолапихой. Он научился совершенно свободно говорить на языке толстолапов и, испытывая угрызения совести при мысли о заброшенном дневнике, целиком и полностью окунулся в лесную жизнь. «Завтра напишу, — думал он. — А может, послезавтра…»

Однажды, когда день клонился к закату, они сидели на земле, ужиная дубовыми смаклями и ананасовыми орешками. Заходящее солнце, похожее на золотой апельсин, лило на землю свои лучи. Вумеру повернулась к мальчику.

— Вух-вурра-вугх, — ухнула она, описав лапой круг в воздухе. Дубовая смакля сладкая, солнце греет моё тело.

— Вух-вух-вуллох, — ответил Плут, сложив в замок ладони. Ананасовые орешки вкусные, нос у меня толстый.

Вумеру заморгала глазами от изумления, приблизив морду к Плуту.

— Что такое? — спросил он. — Разве я сказал что-нибудь не так? Я просто хотел выразить, как они замечательно пахнут.

Толстолапиха прикрыла пасть лапой. Это значило, что Плуту следует помолчать. Она прикоснулась когтем к его груди, затем к своей и, напрягаясь изо всех сил, произнесла одно-единственное слово глубоким, дрожащим от волнения голосом. Слово, которое Плут никогда не говорил в её присутствии, и всё же ошибиться было невозможно.

— Д-ву-г!

Плут вздрогнул. Друг? Где и когда она могла слышать это слово?

Прошло несколько дней. Однажды ночью Плут, резко проснувшись, посмотрел ввысь. На чистом, безоблачном небе сияла полная луна. Она заливала светом верхушки деревьев, окрашивая их серебром. Плут вылез из гамака, висевшего на ветке летучего дерева, и посмотрел на землю. Спальное гнездо толстолапихи было пустым.

— Вумеру! — позвал он её. — Вух-вуррах? Где ты?

Ответа не было. Плут добрался до ветки, к которой был привязан «Буревестник», и стал вглядываться в лесную тьму.

Она совершенно неподвижно, если не считать подрагивающих ушек, стояла на гористом крутом спуске, шагах в двадцати от него, напряжённо вглядываясь в горизонт. Плут улыбнулся и уже открыл рот, чтобы радостно окликнуть толстолапиху, как вдруг услышал звук, от которого у него перехватило дыхание.

Ночное небо огласил далёкий крик толстолапа, который эхом прокатился по лесу. Плут впервые услышал этот вой, с тех пор как они путешествовали вместе.

Затем зов прозвучал во второй раз!

Вумеру! Плут узнал её имя в крике, и холодок пробежал у него по спине. Второй толстолап не просто подавал голос, он звал сородича, называя его по имени!

— Вумеру! Вумеру!

На таком расстоянии, да ещё под завывание ветра, Плуту не удалось разобрать, что именно говорил толстолап. Но для него не составляло труда понять ответ Вумеру.

— Вух-вух. Вуррухма! Я иду, луна светит ярко, время пришло наконец.

— Вумеру! — позвал Плут, внезапно охваченный надеждой и невероятным чувством предвкушения новых открытий. — Что происходит?

Но Вумеру не обращала на него никакого внимания. Её ушки были настроены только на призыв другого толстолапа, чей вой продолжал доноситься издалека.

— Что это значит? — пробормотал Плут. — Поторопись. Долина Тысячи Звуков ждёт тебя.

Дрожа от возбуждения, Плут схватил дневник и огрызок карандаша из свинцового дерева и начал лихорадочно записывать всё, что увидел и услышал.

— Долина Тысячи Звуков, — прошептал он. — Вумеру! — позвал он. — Вумеру!

Плут замер. Скала, на которой стояла толстолапиха, опустела. Его спутница исчезла.

Вумеру бросила друга.

Плут быстро собрал вещи и погрузил пожитки на небесный кораблик. Он не мог потерять толстолапиху. Только не сейчас! Неловкими пальцами он отцепил походную печку, и, складывая её, уронил колпачок от горелки, который упал куда-то в непроглядную мглу.

— Проклятье! — пробормотал себе под нос Плут. Он и за целую вечность не найдёт его! А пока он будет шарить по земле в поисках колпачка, Вумеру будет уходить всё дальше и дальше. Ладно, придётся оставить эту вещь в лесу.

Вскочив на «Буревестник», мальчик разом поднял паруса, поправил противовесы и плавно натянул пусковой канат. Небоход сорвался с ветки и, пробравшись сквозь развесистые кроны, взмыл в чистое ночное небо.

— Где же ты? — повторял Плут, вглядываясь в густую чащу, расстилавшуюся под ним. Вой незнакомого толстолапа доносился с запада, и Плут устремился в этом направлении. Он мог поклясться Землёй и Небом, что Вумеру отправилась именно туда.

— Ну где же ты? — прошептал он. — Ты наверняка где-то рядом.

Тут деревья стали редеть, и Плут наконец-то увидел свою подругу, целеустремлённо топавшую вперёд. Она двигалась напролом, как загипнотизированная, не отклоняясь в сторону ни на шаг. Прислушиваясь к её бормотанию, Плут разобрал только одно без конца повторяемое слово — слово, которое он никогда раньше не слышал.

— Воррах, воррах.

— Держись от неё подальше, — прошептал Плут «Буревестнику», поглаживая его выгнутую шею и подтягивая верхний парус. — Я не хочу, чтобы она нас заметила. Мы должны узнать, куда она так спешит.

«Буревестник» замедлил ход и повис над лесом. Плут повернул небоход вправо и возвратился к краю чащи, откуда мог беспрепятственно следить за передвижениями Вумеру. Прячась за деревьями, чтобы толстолапиха не заметила его, и одновременно стараясь не упускать её из виду, Плут воодушевлялся всё больше — надежда открытий не покидала его.

— Долина Тысячи Звуков, — шептал он. — Неужели это она? Не может быть! Неужели там собираются толстолапы? Великая Сходка? — Он пробежал пальцами по длинной гнутой шее «Буревестника». — Вот, значит, куда направляется Вумеру!

Несколько часов он летел, не выпуская Вумеру из виду. Она никогда раньше не выглядела такой озабоченной: призыв толстолапа явно имел для неё огромное значение. Прежде она бродила по лесу, стараясь не оставлять за собой следов. А нынешней ночью она продиралась сквозь чащу, подминая траву, ломая ветви и круша всё на своём пути.