Дури еще хватает - Стивен Фрай

Затем вернулся, в общем и целом, к роману. Я придумал для него новое название, «Поэзия других», у издателей оно если и вызовет какие-то чувства, то ненависть — еще пущую, чем «Травматургия». Несколько месяцев назад я сообщил моему редактору, Сью Фристоун, рабочее название «Что дальше?», и оно ей понравилось. Теперь оно кажется мне дрянным или, быть может, отдающим Джозефом Хеллером (отсюда не следует, что я считаю ДХ дрянным). Такими названиями наделяют свои книги авторы, отчаянно жаждущие, чтобы их опусы стали бестселлерами. Я, натурально, отчаянно жажду именно этого и ничего другого, однако такое название отдало бы меня, и с головой, на поживу критикам. «А и в самом деле, что же дальше, мистер Фрай? Будем надеяться, нормальный роман, ха-ха, хи-хи…»

Между прочим, написал 3000 слов, и это шаг вперед. В дневнике их пока набралось 7061, что в среднем составляет (как вы могли бы подсчитать и сами) 599,416666 слова в день; вы, наверное, думаете, что отданное дневнику время было бы лучше потратить на роман. На самом деле я чувствую: дневник меня стимулирует (наверняка чушь, поскольку я обращаюсь к нему только после работы, — ну, вы понимаете, о чем я).

Ладно, пора в постель. Завтра крикет, завтра я впервые за сто лет поем по-человечески. Пока что сбросил девять фунтов и не хочу снова их нарастить. И поосторожнее с выпивкой, не перебирай.

Все, окрасим будущее в постельные тона.

Воскресенье, 5 сентября 1993 — Грейшотт

Был в Лондоне, смотрел крикет. Чертовски хорошая игра. Суссекс против Уоркшира. Финальный матч «Приза Норвест», стадион «Лордз». Все решил последний мяч. На последней подаче Уорку потребовались 2 пробежки, чтобы набрать победные 322 очка. На самом деле хватило бы и одной, калиток они потеряли меньше, но, в любом случае, сыграл Уорк — шик-блеск. Под конец было до того темно, что я не понимал, как это бэтсмены вообще видят мяч. Что значит умение выигрывать — обстоятельства складывались не в их пользу, а они попросили убавить свет. Я приехал туда, потому что Уилл Уайетт пригласил меня в ложу Би-би-си. По большей части корпоративные тузы, Роджер Лоутон, Майкл Чекланд[80]и проч. Впрочем, основную часть матча я провел, изображая ветчину в сэндвиче драматургов. Дэвид Хэйр слева, Саймон Грей{88} справа (во всех смыслах слова). Дэвид оказался маниакальным болельщиком Суссекса. Бедняга — я впервые проникся к нему теплыми чувствами, увидев, как он грызет костяшки пальцев, приобретая все большее и большее сходство с «Криком» Мунка. Тонзура его багровела от страстных переживаний. Похоже, происходившее на стадионе представлялось ему куда более важным, чем назначенная на следующую неделю премьера его пьесы «Бормочущие судьи». Выяснилось, что он тоже сотрудничает со Скоттом Рудином. Мы сравнили наши впечатления, касающиеся невозможности хоть как-то связаться с ним. Офис Скотта, как у них заведено, ежедневно звонит на мою лондонскую квартиру, словно зная, что я в Грейшотте. Сам Скотт сейчас на Венецианском кинофестивале, поэтому смысл в ответных звонках отсутствует.

Саймон, коего я не видел целую вечность, выглядит, по правде сказать, ужасно. Слезящиеся глаза, лицо сильно побитого боксера — тут даже глубокий загар не помогает. Густые волосы, которыми он характерным образом потряхивает, кажутся уже не мальчишескими, а просто принадлежащими укрытому в классной комнате портрету[81]. Он был в Греции, на острове Спеце, писал ни больше ни меньше как роман, заказанный братом Марка Мак-Крама, Робертом, для «Фейбера»{89}. Ясно, что он все еще пьет, — Саймон, не Роберт Мак-Крам. Признался, что чувствует себя виноватым перед Берилом, и рассказал мне подлинную историю того, как Эдди Фокс уничтожил возможность новой постановки «Условий Квотермейна»[82]в Вест-Энде. Лучшая постановка УК, считает Саймон, однако Фокс боялся сравнений с его игрой, тем более что, по уверениям его матери, новая постановка затмит старую. Поразительно, однако, что Саймон все еще очень, очень плодовит: мало нового романа, есть также ждущая своего часа новая пьеса, только что написаны для радио две другие, плюс два сценария для принадлежащей Верити Ламберт компании «Синема Верити» (хо-хо!).

Дэвид Фрост немного запоздал: он только-только вернулся из Москвы, где брал интервью у Михаила и Раисы Горбачевых. Клянусь, этот человек все еще говорит и ведет себя так, точно он пару дней назад закончил Кембридж и отчаянно жаждет сделать карьеру на телевидении. Чудо, в сущности. Не любить его невозможно. Между прочим, совсем недавно на ТВ прошла совпавшая с выходом в свет толстого первого тома его автобиографии Неделя Фроста, ему были посвящены самое малое пять передач. Он говорит, что еще одну — компиляцию взятых им за 30 лет интервью, там есть и кусок из моего, проведенного в этом году, — показывают нынче ночью. Том уехал до окончания матча, чтобы монтировать материал о Горбачевых.

Присутствовал также Джон Салливан, сценарист «Гражданина Смита», «Лишь дураки и лошади» и т. д. Мы обменялись анекдотами о Нике Линдхёрсте и Дэвиде Джейсоне. Весь июнь я снимался с Ником в «Шталаге “Люфт”» для йоркширского телевидения. Был там и Билл Коттон, рассказавший следующее. Он едет в одном купе с Питером Селлерсом, Томми Купером, Барри Крайером{90} и Деннисом Мэйном Уилсоном[83]. Деннис рассказывает одну из своих историй, Томми встает и уходит в сортир. Минут через десять все начинают гадать, куда запропал Томми, встают, проходят коридором к двери уборной — та заперта. Колотят в дверь. Никакого ответа. Зная, что ТК сильно под мухой, они начинают беспокоиться и отыскивают проводника. «Там мистер Купер, — говорят они. — Вы не могли бы открыть дверь?» Проводник открывает. Тонни сидит на опущенной крышке унитаза, в штанах. Он окидывает их своим фирменным встревоженным взглядом — брови приподняты, чело в морщинах — и спрашивает: «Деннис уже договорил?» Тем, кто не знаком с Д. М. У., анекдот покажется не таким уж и смешным, но мы-то с ним знакомы.