Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке - Борис Григорьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что ж, идеальных дипломатов, как и идеальных людей, в мире не существует.
Тебе, Персия, не дерзающая расторгнуть оковы поноснейшаго рабства… где подлыя свойства народа уничтожают достоинство человека… где обязанность каждаго исполняется раболепным угождением властителю, где сама вера научает злодеяниям, и дела добрыя не получают возмездия: тебе посвящаю я ненависть мою и, отягчая проклятием, прорицаю падение твоё.
…Труп привязали к лошади и возили по улицам Тегерана. Время от времени мулла кричал:
— Дорогу русскому послу, направляющемуся к шаху! Окажите честь и снимите шапки! Он жаждет любви, которую вы питаете к его господину императору. Плюньте ему в лицо!
Так описывает один из персидских свидетелей сцену надругательства над телом убитого 30 января/11 февраля 1829 года русского посланника в Персии, статского советника и кавалера персидского ордена Льва и Солнца и русского ордена Святой Анны, автора поэмы «Горе от ума» Александра Сергеевича Грибоедова. История дипломатии вряд ли знает такой другой эпизод коварного и подлого отношения к официальному представителю иностранной державы.
Правду об убийстве Грибоедова и последствиях этого убийства официальная Россия долго и тщательно скрывала. Сначала это делали Николай I с графом Нессельроде, а потом их последователи на троне и на Певческом Мосту. Как это часто бывает в русской истории, правду принесли в жертву большой политике, а русской публике предоставили возможность питаться всевозможными слухами о деле Грибоедова. А потом придушили и сами слухи. В защиту чести и достоинства Грибоедова выступил русский историк А. Мальтийский, опубликовавший в 1890 году два небольших очерка в журнале «Русский вестник». «Дипломатия покончила с этими слухами, но их увековечила история» — такими словами завершил своё исследование историк.
Попытаемся воспроизвести некоторые малоизвестные или вовсе неизвестные страницы из повседневной дипломатической деятельности Александра Сергеевича Грибоедова и из повседневной жизни его современников и подчинённых. Отметим попутно, что архивный массив Грибоедова оформился окончательно лишь в начале XX века по инициативе царских дипломатов. Определённую роль в этом сыграли управляющий Александр Яковлевич Миллер (в Центре) и посланник миссии в Тегеране Станислав Альфонсович Поклевский-Козелл — один немец, а другой — поляк на русской службе. По инициативе последнего в 1910 году были собраны и направлены в Петербург сохранившиеся преимущественно в генконсульстве в Тавризе[71] документы, относящиеся к Грибоедову. Теперь они хранятся в архиве Министерства иностранных дел России. Ген-консул в Тавризе в письме посланнику Поклевскому-Козелл, комментируя документы о Грибоедове, писал: «Грустью веет от письма из Тавриза[72] некоего гуссейна[73] от 13 марта 1829 года, вероятно служащего генконсульства, сообщающего неосторожно выехавшему в Нахичевань надворному советнику Амбургеру о приезде из Тегерана в Тавриз секретаря миссии Мальцова, единственного спасшегося от ужасной катастрофы. Печально рассматривать старательно выписанный счёт расходов по приделке ручек к гробу Грибоедова, позолоты герба на балдахине и пр.».
Запомним фамилии упомянутых здесь с таким сочувствием двух коллег Александра Сергеевича — Ивана Сергеевича Мальцова и Андрея Карловича Амбургера. Мы увидим, что они, к сожалению, мало заслуживали подобного сочувствия…
Дипломатическая карьера Грибоедова показывает, что служба за границей может быть не только интересной, приятной и полезной, как, например, в Париже и Вене, или, наоборот, скучной и тяжёлой, как в Стокгольме, но и опасной для жизни дипломата. Всякие внутренние пертурбации в стране пребывания — особенно в стране, образ жизни которой сильно отличается от принципов и норм европейской цивилизации, и где не соблюдаются не только правила дипломатического этикета, но и правила общечеловеческого общежития, — такие внутренние неурядицы часто представляют угрозу для жизни, и дипломаты, к сожалению, нередко становятся их заложниками.
Персия времён Грибоедова была именно такой страной, к тому же только что вышедшей из войны с Россией. О принятом в Европе режиме работы иностранных дипломатов власти в Тегеране, по всей видимости, ещё не слыхали и применять его на практике не собирались. Восток, застрявший в своём развитии в диком Средневековье, был не только тонким, но и опасным делом…
…Сохранился формулярный (послужной) список поэта-дипломата.
Согласно данным, внесённым в него в 1825 году, надворный советник Грибоедов, от роду 35 лет, секретарь по иностранной части при главноуправляющем в Грузии, кавалер персидского ордена Льва и Солнца 2-й степени, из дворян, собственной недвижимостью не владел, зато за его матерью по различным губерниям значилась тысяча душ крестьян.
По выпуске из Императорского Московского университета кандидатом прав XII класса 26 июля 1812 года «вступил в службу в сформированный графом Салтыковым Московский гусарский полк корнетом. По расформировании онаго поступил в Иркутский гусарский полк тем же чином — того же года, декабря 7-го». В походах не был, награждён медалью, холост. 25 марта 1816 года был уволен с воинской службы в «статскую» и 9 июля 1817 года определён в ведомство Государственной Комиссии иностранных дел губернским секретарём, 31 декабря того же года произведён в переводчики, а в 1818 году — назначен секретарём миссии в Персии, о чём в архивах сохранился приказ по ведомству иностранных дел: «Его Императорское Величество ВЫСОЧАЙШЕ указать соизволил определить при Поверенном в делах в Персии секретарём служащего при Государственной Коллегии иностранных дел переводчика Грибоедова, а канцелярским служителем находящегося при Министерстве финансов канцеляриста Амбургера, пожаловав его при сем случае в актуариасы, обоих с положенным по сим местам жалованием. Граф Нессельроде, 6 июля 1818 года».
Постоянным поверенным в делах России в Персии был в это время Семён Иванович Мазарович (ум. 1852), по профессии врач, выходец из Венеции, так и не принявший русского подданства, протеже Каподистрии, и сопровождавший генерала А. П. Ермолова во время его поездки в Персию в 1817 году. Д. В. Давыдов в своих «Записках во время поездки в 1826 году из Москвы в Грузию» называет Мазаровича человеком способным и умным, а другой офицер, служивший на Кавказе, — В. А Андреев, — пишет о посланнике довольно нелицеприятно: «Авантюрист Мазарович — пришлый доктор из Сербии или Далмации, рекомендованный Каподистрией».