В перерывах суеты - Михаил Барщевский

Потом его грохнули. Машину взорвали. Слава богу, я болела и с ним на гольф тогда не поехала. Родня его, сын с дочкой, от жены которые, меня поперли из дома сразу.

Вот так я с Рублевки в съемной квартире оказалась. Но я решила — буду жить на Рублевке по-любому. Добьюсь. Институт не бросила. Штуки баксов на сессию за глаза хватало. Ну а штуку эту мои мужчины всегда мне легко давали.

И фитнес не бросила. Для фигуры-то он мне никогда не требовался. Но там знакомиться лучше. Народ весь достойный, безденежную шпану не пускают. Это не в Интернете на сайте знакомств. Понтов до фига, а на поверку — голь перекатная. Или «женатики» легких развлечений ищут.

Короче, три года назад встретила я там Сашу. Он из Екатеринбурга, банкир. То есть он уже в Москву перебрался, а семья, вторая, с первой женой он давно развелся, у него в Екатеринбурге еще оставалась. Ну у нас с ним завязалось. Я ему через пару месяцев сказала — разведешься, останусь с тобой. Мне уже двадцать пять было. Пора семью делать, детей рожать. Вы же сами говорите, у нас рождаемость низкая. Ведь так?

Саша мой меня любит. Он с женой разошелся, официально, оставил ей квартиру, денег дал, точно не знаю, но от друга его слышала, миллион. Для дочки. Ей пятнадцать лет. Я считаю, он правильно поступил. Дети не должны страдать. Дети, они беззащитные. Я по себе помню.

Поженились. Я такая счастливая была — в белом платье, на лимузине. Каждая об этом мечтает. Стали жить. Дети не получались, я забеременеть не могла. То ли мои три аборта причина, а может, и в нем дело. Все-таки сорок пять лет. Не знаю. До врача так и не дошли. Квартиру в Москве новую купили, надо было обставлять. Коттедж на Новой Риге купили. Все хлопоты на мне. Он с утра до вечера в банке, плюс теннис два раза в неделю. Чтобы пузо не росло. Ненавижу мужиков с пузами.

Он классный бизнесмен. Банк его за два года в три раза богаче стал. Саша говорил — это я его талисман. Я появилась — бизнес в гору пошел.

Саша завод какой-то купил во Владимирской области. Но местным дорогу пересек. Они его заказали. Если бы киллеров наняли — не страшно, охрана у Саши что надо. Но они через Генеральную прокуратуру зашли.

Мне следователь прямо сказал, что ему миллион занесли. Говорит, дело закрою, если дашь полтора. Я спрашиваю, а в чем Сашу обвиняют? Он говорит: какая разница? За миллион — ангела посажу, а за полтора — черта выпущу. Я ему: а рожа не треснет? Он лыбится, гад, говорит — делиться надо. Тебе — со мной, мне — с начальством. Начальству — с его начальством.

Господин Президент! Я люблю Сашу! Я тоже имею право на счастье. Я намыкалась уже, хватит. Вы, вот, все говорите — коррупция, коррупция. Так вот она вам — коррупция! Людей за бабки сажают, за бабки и выпускают. Нет у меня миллиона. Как Сашу посадили, его партнеры со мной знаться не хотят. Денег, ясное дело, давать не собираются. Завод уже готовы местным загнать, банк разворуют. Саша сидеть будет, а я опять счастье ловить?!

Пожалейте Вы нас. Распорядитесь, чтобы все по закону было. Ну нельзя же так жить больше!

Представьте себе, что на моем месте дочь Ваша! Ради нее пожалейте.

Гражданка России Виктория Кузнецова пос. Жуковка, Моск. Обл.

Исполнительница подходит к ящику и опускает письмо.

Гаснет свет. Звучит песня «Если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет».

На сцене молодой мужчина, лет двадцати пяти, типичный чиновник низкого уровня.

Подходит к ящику и вынимает кипу писем. Складывает в холщовую сумку.

Телефонный звонок по мобильному.

Привет, Катюшка! Как ты?.. Приеду, конечно! Когда муж вернется? Хорошо, тогда я к четырем. Три часа нам хватит! ...Ладно, в следующий раз больше будет. Машке-Козявке позвони. Она прикольная. Мне прошлый раз втроем здорово понравилось. ...Ну уговори... А я ей травки привезу, скажи...

Идет,разговаривая по телефону. Сумка рвется, и все письма вываливаются. Падают в лужу.

Тьфу ты, черт! Ну китайцы шьют! Я тебе перезвоню!

Убирает мобильник в карман.

— Третья сумка за месяц. (Собирает письма.) Блин, грязь одна! Писаки гребаные!

Собранные письма выбрасывает вместе с сумкой в большую урну.

Звучит песня «А вы пишите нам, пишите, а мы прочтем, прочтем, прочтем. Прочтем, и прочитаем, и дальше перешлем. И сами все напишем, и вышлем, и пошлем».

ЗАНАВЕС

Не то чтобы он «в деревне коров пас». Но видя, как живут его односельчане, он уже к восьмому классу понял, что армия — единственный путь вырваться из захолустья. Дальше все было просто. Военное училище, лейтенантские погоны, направление в гарнизон. То, что офицерам мало платят, а порою и вовсе не платят, его не смущало: в деревне денег тоже не давали, так тут хоть мир посмотрит. К тому же Петька до денег был не жаден, водки много не пил, благо отец умер рано и брать пример было не с кого.

Вообще Петька был парнем добрым. Воровал не больше, чем другие пацаны, дрался и того меньше. Только когда вынуждали. Да и то без злобы, просто для порядка. А еще он был жалостливый. Видно, священник, к которому его несколько раз таскала мать и к которому потом он сам забегал при любом удобном случае, привил ему эту жалостливость. Священник был старенький, матушка давно померла, дети уехали в город. Он всегда ходил слегка выпивши, жалел себя, жалел других, иногда плакал. Но это когда выпивал больше обычного.

Как бы там ни было, но Петька всегда жалел пьяненьких и старых. Может, по этой-то причине и случилась с ним такая необычная история.

Началось все летом 1998 года. Шел Петька, молоденький лейтенант, по вечерней Самаре и увидел, как патруль задержал солдатика. Солдатик был хлюпенький, веснушчатый, белобрысый и ужасно худой. А два солдата из патруля, ну прямо рубоповцы — здоровенные амбалы с красными рожами. И майор с ними — тоже «шкаф». Эта сцена — три бугая против солдатика-заморыша была такой смешной, но для солдатика и опасной, что Петька не мог не подойти. То ли любопытство, то ли неосознанное желание помочь слабой стороне. Короче, подошел.

Из разговора майора с солдатиком стало ясно, что того сейчас отправят в комендатуру, поскольку он хоть и в увольнительной, но пьяный. Петька солдатика пьяным не счел, ну подвыпивший — это правда. Но не пьяный. И решил вмешаться.

Особых проблем не возникло. Видно, майору и самому неохота было тащиться на окраину города с этим доходягой, и он почти с радостью поверил Петьке, что солдатик того подчиненный и что лейтенант сам с ним разберется. Для порядка документ Петькин, разумеется, проверил и отпустил их с богом.

Петька прошел с солдатиком до перекрестка, а когда повернули за угол, с чувством выполненого долга по-отечески скомандовал: «Линяй!»