Павлова для Его Величества. Книга 2 - Иринья Коняева

Однако, кажется, сделала это зря.

Холодные и влажные ладони обхватили моё горло, да так неприятно, что тут же подступила тошнота. Лишь следом я поняла: будут душить.

Во всех фильмах, что я видела, злодей перед тем, как убить отважную героиню объяснял всем причины и мотивы, побудившие его свернуть на кривую дорожку, однако то ли особенность иного мира сказывалась, то ли Гадрик не считал нужным тратить время почём зря. Как только Хэвард остановился, а правитель Иегерии притормозил следом за ним, захват не ослаб, и мы не услышали никаких откровений, зато мою шею сдавили сильнее.

Судя по выражению лица любимого мужчины, секунды моей жизни сочтены. Он был напуган и, как мне показалось, сам попрощался с жизнью.

В голове отчётливо раздался голос дракона: «Отдай мою силу», на что ответила мысленно, пока имела все козыри на руках: «Клянись! Клянись, что не обидишь…»

Не знаю, какие планы были у хитрохвостого ящера, не знаю, готовился ли он мстить всему миру за годы плена, Гефестиону – за непонимание, Гадрику – за неприятный сюрприз, Хэварду – за что-нибудь ещё, не знаю. Не знаю, желал ли вытребовать себе преференции во время торга со мной, раз уж именно мне «посчастливилось» оказаться в эпицентре событий, стать носителем его силы и связаться с Гадриком, носителем номер два, брачными клятвами, а значит…

«Муж и жена – одна сатана», – промелькнуло выражение, и, надо сказать, очень своевременно.

Я ведь могу попытаться забрать силу мужа, пока жива, и передать её дракону. Или вернуть ящеру хотя бы свою силу.

Интересно, много ли времени это займёт, особенно если учесть, что буду делать это впервые?

Пальцы сильнее сомкнулись на шее, и я послала мысль дракону: «Клянись!»

Он понимал, что, если я погибну, его сила растворится в пространстве: попадёт в воздух, заполнит миллионы камней пещеры до отказа, но большая часть всё же растворится, рассеется по миру. На торг не было времени. И я услышала то, что хотела.

«Клянусь не причинять вред ни миру, ни людям, ни твоей драгоценной планете Земля. Отпускай силу сразу, не ручейком; будет больно, но тебе уже…»

Возможно, он сказал: «Но тебе уже всё равно», я не расслышала или уже не поняла. Гадрик принялся за дело всерьёз, и я отвлеклась на него. Вся жизнь, все ощущения, все мысли сосредоточились на одном – его руки на моей шее, мне больно, дурно, страшно.

Я не хочу умирать!

В какой-то момент увидела Хэварда. Он шептал: «Выпусти силу, выпусти», и послушалась.

Каждая клетка моего тела взорвалась болью. Я не понимала ничего, не чувствовала жабьих рук Гадрика, не думала о спасении мира. Я умирала. В тот момент я хотела лишь одного – чтобы всё прекратилось.

Мир померк.

Владислава

Я точно знала, что умерла. Не сомневалась ни на секунду. Говорят же, что душа не сразу покидает тело, вот и моя, видимо, задержалась из любопытства.

Словно подвешенная, как Буратино на крючок в каморке злого Карабаса-Барабаса, наблюдала с высоты картину: я в руках Гадрика, такая маленькая, хрупкая; его руки как лапы хищной птицы обхватили тонкую белую шею, жертва не сопротивлялась – оседала на груду камней. Не изящно. Мешком.

Не то, чтобы я планировала умереть, но всегда почему-то думала, что уйду из жизни достойно и красиво. Здесь, вроде как, во имя великой цели и всё такое, но почему так неэстетично?

Было не страшно, да и эмоции не бушевали, скорее, всё оценивала разумно и спокойно, словно и не меня только что убили, словно не я только что познала все муки, что только возможно.

Хэвард молниеносно переместился к Гадрику. Если меня убивали долго и мучительно, то архарскому змею повезло – он, возможно, и не понял, как умер. Рядом с моим телом полежать ему не удалось – Хэвард отшвырнул его так далеко, как только смог.

И упал следом.

Что происходит? Почему? Я ведь, судя по довольной роже дракона, успела забрать и передать всю силу. Неужели что-то осталось у муженька и отомстило посмертно?

Сильных эмоций не было, вот что значит умереть – лишиться поддержки тела, со всеми гормонами, но любопытство присутствовало. Я пожелала переместиться поближе к телу Гадрика и оказалась там в тот же час. Удобно, однако.

Слабо мерцающий фиолетовым камень затухал на его запястье, превращаясь в обычный сапфир или что-то, сильно его напоминающее. Брачная татуировка бледнела на глазах и столь же быстро исчезла, следом за ней упал камень, скользнув по белой коже. Простой синий камешек, если не знать, что он – часть дракона, волшебный накопитель и артефакт, три в одном.

Я повернула голову к Хэварду. Тот лежал спокойно, словно не умер, а всего лишь заснул. Однако, грудная клетка не шевелилась – не дышал.

Жалко.

С интересом посмотрела на своё тело – татуировка тоже пропала, синие камни-накопители лежали рядом и, несмотря на идентичный цвет с остальными камнями грота, выделялись тусклым-тусклым мерцанием. Видимо, не успела передать всё, однако из камня Гадрика выкачала резерв. Или он сам ушёл. Не важно. Да и всё равно.

Я молодец.

До чего же странно без эмоций. Даже любопытство было ущербным, не таким, как обычно. И хвалила себя машинально, ничего не чувствуя.

Гефестион стоял, прижав кулак правой руки к сердцу. Военное прощание в Иегерии, кажется. Если бы я была жива, наверняка моё сердце разорвалось на миллионы кусочков, так страшно он выглядел. Хотя это, конечно, логично, ведь к нему вернулись эмоции. В лице Хэварда он похоронит всех сыновей, которых отдавал под каток государственной необходимости. Выжил бы. Кто его знает, может, уйдёт следом.

Я посмотрела на пол перед тем, как поднять глаза (если они у меня были? Кто разберёт это посмертное существование?) на ящера. Камни подпрыгивали – дракон рычал и мурлыкал.

Присмотрелась. Мурлыкал. Если бы физиология позволяла ему улыбаться, непременно сделал бы это. Довольная морда. Интересно, почему не перемещается домой?

А! Ему надо выйти из пещеры, здесь перемещения запрещены. Хотя ведь есть чешуйка! У него тоже хватает таких чешуек, моя-то, точнее Гадрикова, была со второго дракона. Наверное.

Почему же он медлит?

«Верррррнись»,– как гром среди ясного неба раздаётся голос. Он вибрирует повсюду, наполняя пространство, в котором я чувствовала себя весьма комфортно и спокойно.

«Зачем? Мне и здесь хорошо», – отвечаю кому-то. Интересно, кто зовёт, но делать что-то весьма лениво. Мир без звуков, чувств и эмоций довольно необычен, но меня не напрягает. Зачем возвращаться туда, где никто не ждёт, туда, где все чего-то хотят получить и ничего не дают взамен, где царят ложь и лицемерие, где даже боги несовершенны и ведут себя хуже людей? Не хочу.

«Твой защитник ещё жив. Спаси его!» – требует голос.