Казаки на Кавказском фронте. 1914-1917 - Федор Елисеев

Честь занятия богатейшего города Муш принадлежала 1-му Лабинскому полку полковника Носкова, который занял его 4 февраля! Сотник Коля Бабиев в этой операции был командиром 3-й сотни полка.

Ставка Верховного главнокомандующего императора Николая II решила вернуть с Западного фронта на Кавказ 1-ю и 2-ю Кубанские пластунские бригады.

Генерал Масловский пишет:

У казаков всегда были какие-то исключения, отличающие их от русских регулярных войск, и эти исключения бывали и интересные, и оригинальные. Так было и здесь, при выгрузке из кораблей. Лошади же в пластунских бригадах были обозные, санитарные и офицерские. Лошади «под седло» полагались офицерам, начиная от командира сотни и выше.

Наш полк находился тогда далеко, и мы не были свидетелями проявленной доблести этих двух бригад храбрых кубанских пластунов при взятии Трапезунда 5 апреля 1916 года.

3-я Кубанская пластунская бригада своим правым флангом вошла в живую связь с левым флангом 1-й Кубанской пластунской бригады генерала Гулыги.

Кто знает казачье братство, тот представит, как должны были доблестно действовать эти три Кубанские пластунские бригады в составе 18 батальонов, то есть боевой численностью в 18 тысяч штыков, по-казачьи чувствуя в бою плечо к плечу.

Наш 1-й Кавказский полк, заняв Аш-калу, остановился в ней, ведя разведку.

3-й Екатеринодарский полк Кубанского войска и 3-й Горско-Моздокский полк Терского войска действовали севернее нас. Сибирская отдельная казачья бригада была где-то южнее нашего полка. Военные действия приостановились, и войскам был дан отдых после двухмесячной победной Эрзерумской операции.

Маленький фронтовой случай. Проездом в Эрзерум у нас остановился один из командиров сотен Сибирской бригады. Пожилой есаул, увидев наше мирное расположение, удивленно спросил:

— Вы всегда так мирно живете? — и, услышав от наших старших офицеров, что «приказано свыше остановиться и вести только разведку», он не то с удивлением, не то с гордостью заметил: — А наш Раддац все время собирает своих командиров полков и командиров сотен и все выискивает, как бы нам всей бригадой пробраться в тыл к туркам…

Мы слушали есаула-сибирца и улыбались. Улыбался и он.

В Аш-кале наш полк простоял всего лишь несколько дней. Приказано идти в Эрзерум на присоединение к своей дивизии.

По шоссе, по ущелью полк идет на восток. Сильный холод. В воздухе стоит непроглядная мгла и мертвая тишина. Все заморожено в природе. Казаки в своих овчинных полушубках поверх черкесок закутаны в бурки, в башлыки. Полк идет мерным шагом. И вдруг перед нами во мгле, перед самым носом, неожиданно открылся «городок» больших казарменных палаток. Кругом расчищен снег, утоптаны дорожки, из труб палаток валит дым. Командира полка встречают какие-то штатские люди с бородами, в валенках, в меховых тужурках, в треухах. Передний из них не рапортует, а запросто говорит Мигузову:

— Господин полковник, пожалуйста, остановите свой полк… Для всех господ офицеров и казаков приготовлен горячий кофе с молоком и галетами…

Мы совершенно не знаем, кто они. Но полк остановился, спешился. Офицеры вышли вперед. Наши командиры сотен шушукаются:

— Как?.. Казакам кофе?.. А что это будет стоить? И кофе ведь не полагается по казенной раскладке: как это вывести в расход по артельной книжке?.. За это — «за кофе для казаков» — командир полка еще может «выцукать» как за непредвиденный расход! И может его не признать…

Мы, молодежь-хорунжие, как всегда при всех привалах полка, кучкуемся вместе и говорим, говорим обо всем, а главное — часто критикуем начальство. Нам приятно видеть и слышать «затруднения» командиров сотен, которых мы очень уважаем, но которые, по нашему мышлению, немного отстали в своем понимании военной службы и, главное, в своих начальнических отношениях к нижним чинам, которыми являются наши же казаки, наши родные меньшие братья. Мы, молодежь, настроены либерально и стараемся учить казаков «показом и рассказом», не одной только сухой воинской дисциплиной.

В данном случае нам приятно видеть это затруднение с «кофе для казаков», который и мы хотим выпить с жуткого холода, хотя и понимаем, каким недосягаемым лакомством будет он, горячий кофе с молоком, для промерзших казаков.