Красная лента - Роджер Эллори

— И теперь ты увидела свет в конце туннеля, а Дэннис Пауэрс показал тебе, как можно восстановить равновесие…

— Не надо сарказма. Ты только послушай себя! Ты такой наивный, черт возьми! Честно говоря, я больше не хочу об этом говорить. Как хочешь, так и поступай. Я уже приняла решение. Черт, это, может быть, не лучшее решение, и даже не самое удачное решение, но у меня хотя бы сложилось определенное отношение к этому дерьму, чтобы его принять!

На какое-то мгновение я превратился в ребенка, которого пригласили посидеть со взрослыми, а он мешает всем развлекаться.

— Да, я разговаривала с Карвало и Дэннисом Пауэрсом, — продолжала Кэтрин. — Да, я видела эти фильмы. Возможно, это просто пропаганда, но я так не думала, когда их смотрела. — Она презрительно махнула рукой. — Иди, — сказала она. — Иди и подумай, о чем ты там собирался подумать, а когда примешь решение, дай мне знать, ладно?

Я не сдвинулся с места.

Кэтрин опустила ноги на пол.

— Это моя квартира, Джон. Я прошу тебя уйти. Тебе понятно, или я должна это перефразировать?

Я был ошарашен. Это, по всей видимости, отразилось у меня на лице, потому что она рассмеялась.

— Ты выглядишь так, словно тебе двенадцать лет, — сказала она. — Я прошу тебя уйти. Что здесь непонятного?

Я покачал головой.

— Извини, если я…

Кэтрин выставила руку вперед.

— Достаточно, — властно сказала она. — Иди и смотри эти фильмы. Если после этого ты захочешь сказать мне что-то другое, приходи и поговорим. — Она в упор смотрела на меня. Лицо у нее было суровое. — Правду? Ты хочешь знать правду?

— Конечно, я хочу знать правду. Зачем, по-твоему, я пришел сюда? Ты думаешь, что я бросил школу и прошел через все это только ради того, чтобы стать поздоровее?

— Правда в том, что эта штука больше нас, больше кого угодно. Помнишь старую поговорку? Целое лучше, чем сумма его частей. Читал Трумэна Капоте? Ну, он написал книгу «Молитвенные ответы». Название взято из старой пословицы. Что-то о том, что когда Бог отвечает на наши молитвы, то мы проливаем больше слез, чем когда он молчит. Понимаешь?

Я улыбнулся.

— Конечно.

— А вот еще одна. Если Бог кого-то ненавидит, он исполняет самое сокровенное желание этого человека.

— Очень цинично.

— Может, и цинично, но очень правдиво. И знаешь что? Я здесь, Джон. Мое самое сокровенное желание исполнено. Я оглянулась и получила некоторое представление о том, что творится в мире. Я думала, что я всего лишь человек, и я одна. Я хотела что-то изменить, но я всего лишь одинокий человек. Мне двадцать три года, и еще совсем недавно я жила в маленьком провинциальном городишке. И тут приходит кто-то и говорит мне, что я не одна. Говорит, что я могу что-то изменить, и если с точки морали здесь не все гладко, это не имеет значения, потому что на курок нажмет наша этика. Мы сейчас говорим не об одной жизни какого-то человека… — Кэтрин остановилась. Она раскраснелась, а ее глаза заблестели, словно кто-то зажег в них крошечные фонарики. — Мы говорим о целой стране, нации… Боже, разве ты не видишь, что здесь происходит? Мы говорим о том, что попали в положение, когда можем бросить вызов несправедливости, которая творится там…

— А как насчет несправедливости здесь? — парировал я. — Здесь, в Штатах, должно быть, столько же несправедливости, сколько в любой другой точке мира.

— Черт, да, у Америки есть проблемы! И мы это знаем. Ты говоришь о нелегальных иммигрантах, о коррупции в полиции, в мэрии, в правительстве? Ты говоришь об ошибках правосудия, об этом?

— Да, именно об этом. И эти вещи не менее важны, чем то, что происходит там.

Кэтрин улыбнулась.

— Ты не понимаешь, Джон. Ты настолько ошибаешься, что я удивляюсь. Чтобы была ошибка правосудия, нужно иметь систему правосудия. Чтобы подкупить полицейского, нужно иметь полицию. Мы тут о коммунизме говорим, о том, что коммунизм распространяется по южноамериканскому коридору к Мексике такими темпами, что сколько нам ждать, прежде чем в Гондурасе вспыхнет коммунистический бунт? Потом Сальвадор и Гватемала, а дальше коммунисты повернут на юг к Коста-Рике. Ты не успеешь и глазом моргнуть, как коммунисты будут контролировать Панамский канал.

— К чему ты это говоришь? Ты хочешь сказать, что для того чтобы предотвратить захват мира коммунистами, мы должны полететь туда и научиться пользоваться оружием, научиться делать то-то и то-то…

— Некоторым людям придется умереть, Джон. Нужно называть вещи своими именами. Давай взглянем правде в лицо. Давай откроем глаза и посмотрим на то, что находится перед нами. Некоторые люди там убивают других людей, они убивают их пачками, и им плевать на права человека, и этику, и что-либо другое, что похоже на моральные принципы, которые мы воспринимаем как нечто само собой разумеющееся. Мы с тобой в положении, когда можем что-то предпринять. Я решила, что мы с тобой можем поехать туда и изменить хоть что-то…

Я примирительно поднял руки, желая, чтобы она замолчала. По крайней мере, на время.

— Я ухожу, — сказал я, поднимаясь. — Пойду к Дэннису Пауэрсу, погляжу фильмы. Потом поговорим.

Я повернулся и направился к двери. Я ожидал, что она крикнет мне что-нибудь вдогонку, попробует извиниться за то, что читала мне мораль и вела себя столь властно. Так мне казалось. Я даже задержался в дверях, давая ей возможность сказать хоть что-то. Но она молчала.

Тогда я совсем не знал Кэтрин Шеридан. Я думал, что знаю, но я ошибался. Позже я решил, что Пауэрс специально подстроил этот разговор. («А когда он говорит так, то что ты должна ему ответить?») Я ошибался. Никто никогда не говорил Кэтрин Шеридан, что нужно говорить или думать. Если бы сейчас были шестидесятые, она была бы в Хейт-Эшбери, но лишь до тех пор, пока не поняла бы, что те ребята только говорят, но действий никаких не предпринимают. Они хотели революцию, но были слишком обдолбаны, чтобы готовить коктейль Молотова. Кэтрин хотела стоять за одних против других. Она хотела прожить жизнь, которую будут помнить. Она даже цитировала мне Мартина Лютера Кинга: «Несправедливость в какой-либо части мира представляет угрозу для справедливости во всем мире».

После того как я посмотрел фильмы Пауэрса в тот вечер, я понял, что Кэтрин именно тот человек.

Мне шел двадцать первый год. Реальный мир и я вот-вот должны были столкнуться.

Угол Эй-стрит и Шестой. Холодный ветер метет по тротуару. Очередной порыв чуть не сбил Миллера с ног, когда он, выбравшись из машины, направился к ближайшему зданию. Рос поспешил за ним. Они поднялись по ступенькам и прошли в вестибюль через двойные двери.