Тень мальчика - Карл-Йоганн Вальгрен

– Во-первых – никому не слова, что я тебе звонил. Ни Лизиному отцу, ни, само собой, полиции. При таком условии мы сможем договориться.

– Я хочу с ней поговорить. Разбуди ее.

– А во-вторых, терпеть не могу, когда меня прерывают. С этой минуты ты будешь говорить, только когда я тебя попрошу. Молчи и слушай. Поняла?

– Да.

– Хорошо. Ты получишь Лизу, только мне нужно кое-что взамен…

Эва молчала. Заставила себя молчать.

– Мне нужен Катц. Почти уверен, что он где-то поблизости. Могу я с ним поговорить?

Эва резко протянула трубку Катцу. В эту секунду она его ненавидела. Почему он опять появился в ее жизни? Как она могла позволить себе вляпаться во всю эту чудовищную историю?

Катц взял трубку с чувством, что находится где-то вне своего собственного тела.

– Да, – сказал он негромко. – Это я.

Молчание. Только дыхание Клингберга. Потом голос, который он уже успел подзабыть за четверть века.

– Данни? Не вчера это было.

Данни промолчал – что на это скажешь?

– Можешь присесть? Возьми бумагу и ручку, я должен дать тебе кое-какие инструкции.

Катц подошел к столу с компьютером, вытащил из принтера лист чистой бумаги. Достал из кармана ручку.

– Я готов.

– Никакой спешки, Катц. Я тебе верю. Помнишь? Единственный человек, которому я по-настоящему верил…

Опять эти слова, чуть по-другому сказанные… они ему опять напомнили что-то, только он не мог сообразить, что именно.

– Нет, – сказал он вслух. – Не помню.

– Нет? Тогда слушай. У меня здесь девчонка Эвы. И я готов обменять ее на тебя.

Клингберг замолчал. Данни слышал только его дыхание. И где-то в глубине комнаты – заспанный детский голосок, который тут же затих, – видимо, Клингберг перешел в другую комнату. Голос его изменился, скорее всего, он теперь стоял в каком-то очень тесном помещении, рядом со стеной.

– Что я должен сделать?

– Я хочу, чтобы ты полетел в Доминиканскую Республику. Ты должен там быть, самое позднее, через три дня.

– Я в розыске.

– Это твоя проблема, не моя. Сейчас… – Он снова замолчал. Тишина. Катц представил, как страшно маленькой девчушке в обществе этого психопата… – Сейчас двадцать два ноль пять. Разница во времени минус шесть часов. Значит, ты должен быть на месте, самое позднее, в шестнадцать ноль пять ровно через три календарных дня.

– Не получится.

– Все получится. Импровизируй. На месте получишь дальнейшие инструкции. В прокатной конторе на твое имя будет заказана машина.

Опять детский крик: «Папа!» – Клингберг, очевидно, вернулся на старое место.

– Лиза проснулась, – сказал Джоель ласково. – Хочешь поговорить с мамой, Лиза? Подожди, сейчас она подойдет.

Не дай бог, опять начнет заикаться. Надо держаться. Ради Лизы надо держаться.

Она обеими руками прижала мобильник к уху.

– Девочка моя любимая, это мама. Слушай внимательно. Что бы ты сейчас ни думала, все будет хорошо. Обещаю. Все будет хорошо.

Лиза дышала, как набегавшаяся собачонка.

– Успокойся, маленькая, это важно. Попробуй дышать. Как всегда. Ничего страшного. Обещаю. Я твоя мама, и ты должна мне верить.

Лиза, как ей показалось, немного успокоилась.

– А где ты, мама?

– Дома. У себя дома.

– А мои вещи целы? Нашла бакугана?

– Нашла. Здесь все, как всегда. Я прибрала твою комнату, там теперь очень хорошо. Увидишь, когда придешь.

Лиза тихонько заскулила, как от боли.

– Я не хочу здесь жить, мамочка.

– Я знаю.

– А что теперь будет?

– Ничего не будет. Скоро увидимся, тебе можно будет поехать домой. Может быть, не сразу, но в конце концов – обязательно. Обещаю. Не знаю, удастся ли нам еще поговорить по телефону, но главное – думай о приятном. О чем-нибудь очень приятном.

Она не узнавала свой голос. На экране воображения проносились картинки, своего рода отчет о семилетнем пребывании Лизы на этой земле. С того мига, как она родила ее в стокгольмском роддоме в чудесный, искрящийся солнцем и снегом февральский день, и до последнего раза, когда она ее видела: на лестничной площадке у Улы.

– Я очень люблю тебя, Лиза.

– И я тебя люблю, мамочка.

Эва заплакала, но тут же взяла себя в руки. Она почему-то решила, что Клингберг собирается продолжать разговор, сказать что-то еще. Вместо этого послышались короткие гудки.

* * *

Он ехал по Е-4 вдоль Веттерна. Висингё был похож на картонную модель острова, плывущую по озеру неизвестно куда. Движение спокойное, главным образом фуры. Нежно-зеленые откосы берегов.

Не доезжая Гренны заехал на стоянку и съел захваченные бутерброды. Тонированные стекла внушали обманчивое чувство безопасности.

Прокатную машину он должен оставить в Мальмё, просто бросить ключи в специальный ящик в прокатной конторе «Герц» – лучше не встречаться с людьми. Сейчас это очень важно – не быть узнанным.

Во внутреннем кармане пиджака лежал паспорт, выданный российским консульством в Стокгольме на имя Игоря Либермана. Журналист, родился в Ростове в том же году, что и он сам. Билеты на самолет куплены на то же имя. Если кто-то начнет задавать вопросы, будет отвечать по-русски.

Чемодан в багажнике упакован для отпуска – никаких сомнений не вызовет. Одежда, туалетные принадлежности, толстая туристическая брошюра «Доминиканская Республика». И миниатюрный спутниковый телефон, чуть больше спичечной коробки. Можно звонить откуда хочешь, хоть с Южного полюса. Так сказала Эва, раздобывшая это чудо техники где-то в тайниках оперативного отдела своего всемогущего управления.

Рядом, на пассажирском сиденье, лежал паке – маленькая тряпичная фигурка. Зачем-то взял ее с собой.

Он проехал Хускварну и Йончёпинг – почти слившиеся в один города, но продолжающие гордо носить древние названия, каждый свое. Тщательно соблюдал скоростные предписания. Включил радио – на тот случай, если будут передавать дорожную информацию.

Посмотрел на уровень топлива – машина очень экономична. Осталось около двух третей, до Мальмё доедет без заправки.

Дорога как-то сразу потемнела – он въехал в бесконечные еловые леса в Смоланде.

К северу от Вернаму на дороге стоял полицейский патруль. Данни сжался – явление не такое частое, может, его уже каким-то образом выследили? Машина и два мотоцикла. Он рефлекторно отпустил газ и долго поглядывал в зеркало заднего вида – не погнались ли они за ним.