Повседневная жизнь Арзамаса-16 - Владимир Матюшкин

В годы начального развития объекта к самым опасным производственным операциям из работников допускались считаные единицы — прежде всего научные руководители данного направления. Заводчанам приходилось вплотную взаимодействовать с лабораториями. Главная сложность заключалась прежде всего в абсолютной новизне поставленных задач. Упомянутый выше начальник спецпроизводства завода № 1 Геннадий Григорьевич Савкин на всю жизнь запомнил годы работы с высококлассным физиком, руководителем научно-исследовательского подразделения Виктором Александровичем Давиденко. В сущности, ответственность за проведение эксперимента и доведение его до конечного результата лежала на нем. Г. Г. Савкин вспоминал: «…мы работали с теми веществами и в таком режиме, с которыми ранее никто не работал. Приведу, например, следующий факт… как-то ночью произошло возгорание детали. Так Виктор Александрович буквально „на коленях стоял“ перед женщиной-мастером, которая тогда дежурила, упрашивая сказать правду: было ли с ее стороны допущено нарушение технологии или возгорание произошло за счет внутренних физических процессов. Если второе, значит, внутри „не тот материал“, то есть нас волновал успех решения данной проблемы в целом. Докопаться до истины — вот что было главным для Давиденко. Не сразу, но в конце концов мастер призналась, что виновата сама, — недосмотрела»[79].

Взаимоотношения между людьми на рабочих местах во многом определялись необычностью условий, в которых приходилось трудиться. Не было чертежей, технических заданий, был просто рабочий журнал. Это предопределило требования к рабочим, специалистам-исполнителям. Руководителям опытных производств КБ-11 было свойственно важнейшее качество для творческой деятельности. Доверие и опора на науку в широком смысле. Руководители производства установили правило, что заказчик-экспериментатор в своих просьбах всегда прав. Другое дело, что и теоретики считались с дельными предложениями и советами производственников.

Изучение многих документальных и мемуарных материалов по истории начального периода реализации отечественного атомного проекта убеждает в том, что в складывавшемся коллективе КБ-11, вобравшем в себя людей очень разных по профессиям, жизненному мировосприятию, возрасту, довольно быстро утвердилась атмосфера неустанного творческого поиска, связанная с ясным пониманием государственной важности той задачи, которую предстояло решить. В этой атмосфере формировались собственные традиции коллектива ядерного центра. Их отличительные черты — единство слова и дела, причем на всех уровнях деятельности, как в высшем, руководящем, так и низовом, исполнительском, обязательность и ответственность, умение понимать и ценить мнение коллег, искренняя забота руководителей о своих подчиненных, предоставление оптимальной самостоятельности молодым. Эти неписаные правила и нормы свято соблюдались в КБ-11 с первых шагов его деятельности. Они стали важнейшей составляющей стиля деятельности коллектива, определившего в значительной мере как первый успех, так и все последующие. Например, обращает на себя внимание значительное, вернее даже, кардинальное отличие РДС-3 от РДС-1. Здесь проявился творческий стиль деятельности всех сотрудников ядерного центра. Стремление к новому и неуспокоенность были присущи большинству производственников. Технологию непосредственного изготовления новых образцов атомной бомбы отрабатывали Белкин, станочники Кораблев, Семенко, Дерюгин, Рубцов, Петров, слесари-сборщики Сбоев, Терехин, Балашов, Арзамасцев.

Михаил Васильевич Белкин, токарь-расточник седьмого разряда, имеющий орден Ленина за самоотверженный труд в годы войны, прибыл на «объект Зернова» в 1947 году в качестве мастера цеха на первом заводе. «Что мне в новинку показалось? Я впервые в своей жизни здесь „живого“ кандидата наук увидел, а тут ко всему, что ни научный работник, то — голова да звание». В марте 1949 года начальник объекта Павел Михайлович Зернов, назначая его уже начальником цеха, напутствовал: «Наша задача — помочь науке быстрее выйти на передовую. Твое дело — быстрее делать то, что ученые решили. Но, если что не так, подскажите, вместе додумайте, переделайте, но чтобы все было хорошо»[80]. Это отлично усвоил Михаил Васильевич, особенно когда он возглавил экспериментальный цех.

«Экспериментальный цех являлся заводом в миниатюре, — вспоминает Николай Константинович Бланкин, который стал заместителем Белкина. — Мы занимались переработкой пластмасс, обработкой сложных сплавов, основанных на вольфраме и карбиде бора, доводкой и сборкой узлов из спецматериалов, изготовлением опытных образцов и приборов, сферических деталей как больших размеров, так и диаметром три миллиметра (и в них еще необходимо было просверлить внушительное количество отверстий диаметром 0,1 миллиметра!), деталей из редкоземельных и драгоценных металлов… Вот на этом широком фронте разноплановых и ответственных работ и проявлялась незаурядная смекалка и находчивость Михаила Васильевича. Он всегда говорил, что мы призваны сюда, на объект, наукой и должны выполнять все для нее, если даже ученые изложили свою мысль „на клочке бумаги“ или объяснили „на пальцах“. Белкин от природы был наделен удивительной изобретательностью.

При создании ядерного оружия возникало много проблем. И Юлий Борисович Харитон знал, что на первом этаже здания, где находился он сам, работает Михаил Васильевич — институтский Левша. И Харитон часто приглашал его, чтобы посоветоваться. Я был свидетелем того, как высоко Юлий Борисович ценил Михаила Васильевича, его талант. Конечно, уровень рабочих на заводах ВНИИЭФ превосходил многих. Но в том-то и заключалась особенность жизни на объекте, что всегда приходилось решать „сверхзадачу“, выражаясь языком Станиславского. И это позволяло выращивать поразительные кадры. Сам М. В. Белкин гордился тем, что оказался в таком месте. „С каким народом довелось работать! Гиганты — да и только!“ Помню, после успешного испытания очередного изделия передали мы конструкторскую документацию на один из узлов на московский серийный завод. Там чертежи „крутили-вертели“, анализировали не раз — и звонок к Зернову: „Сделать невозможно“. А Зернов — распоряжение: запаковать две энные сборки! Самолетом доставили их в Москву. В кабинете у директора того завода все открыли… Директор сказал тогда нам (я тоже был послан в ту командировку): „Ну, мы положены на лопатки. Надо делать. Но вы поможете“»[81].

Многое было в новинку, впервые придумывали, впервые и делали. Например, изготовили пресс-формы на долбежном станке! На ЗИСе, где хотели разместить заказ, не смогли. Убеждали уже в министерстве представителей завода по чертежам. В общем, специалистам Арзамаса-16 частенько приходилось доказывать предприятиям, обязанным помогать объекту, что можно сделать и то, и это…

Именно в цехе Белкина и по его предложению был апробирован и освоен «глобусный» стол для сверления отверстий очень малого диаметра и в большом количестве (до 1000) на одну деталь.

Теоретики

При всем многообразии профессий, обеспечивающих деятельность объекта как единого целого, я бы выделил некоторые не столько профессиональные, сколько социально-духовные категории, оказавшие мощное воздействие на жизненный уклад и культуру советского Сарова.