Британская империя. Разделяй и властвуй! - Джон Роберт Сили

Итак, мы находим в Индии три стадии цивилизации: во-первых, варварство горных племен, во-вторых, мусульманскую цивилизацию и, в-третьих, приостановленную и наполовину подавленную цивилизацию даровитой расы, которая с самого начала была замечательно изолирована от господствующей и прогрессивной мировой цивилизации. Все, чего достигла эта раса, было достигнуто ею в давние времена; ее великие эпические поэмы, которые сравниваются некоторыми с величайшими поэмами Запада, принадлежат к древнему периоду, хотя, может быть, гораздо менее древнему, чем до сих пор предполагалось; точно так же и ее системы философии, и ее научная грамматика. В новейшие времена Индия не приобрела ничего. Ее можно сравнить с Европой, какой была бы та, если бы после вторжения варваров и падения древней цивилизации в Европе не было эпохи Возрождения, и она оказалась бы не в силах защитить себя от нашествия татар в десятом и тринадцатом столетиях. Представим себе, что Европа прозябала бы до сих пор в том состоянии, в каком ее застало десятое столетие, подвергаясь притом периодически нашествиям азиатских народов, не имея ни рельефно выдающихся национальностей, ни сильных государств; когда языки ее были не более как местные наречия, не употреблявшиеся в литературе; когда вся мудрость ее была заключена в мертвый язык и неохотно передавалась народу надменным духовенством; когда вся эта мудрость была устаревшей на много веков и состояла из священных текстов Аристотеля, Вульгаты и отцов церкви, к которым ничего нельзя было прибавить, кроме комментариев. Таково, по-видимому, настоящее состояние арийцев в Индии – состояние, которое отнюдь не напоминает варварства, но поразительно похоже на средневековый фазис западной цивилизации.

Владычество Рима над западными расами было владычеством цивилизации над варварством. Для галлов и иберов Рим был ярким маяком; они признавали его яркость и были благодарны за получаемый от него свет. Владычество Англии в Индии скорее похоже на владычество нового мира над средневековым. Свет, который мы приносим, не менее действителен, но он, по всей вероятности, менее притягателен и принимается с меньшей благодарностью. Это – не яркий свет во мраке, а скорее холодный свет дня, проникающий в среду ярких теплых цветов пышного рассвета.

Многие путешественники говорили, что ученый индус, даже и тогда, когда он признает нашу силу и пользуется нашими железными дорогами, далек от чувства уважения к европейцу и искренно презирает его. Это вполне естественно. Мы не умнее индуса; ум наш не богаче и не обширнее его ума; мы не можем удивить его, как мы удивляем варвара, излагая перед ним понятия, о которых ему и не снилось. Индус может найти в своей поэзии мысли, равные нашим самым возвышенным мыслям; даже наука наша, может быть, обладает очень немногими, вполне для него новыми, понятиями. Мы хвалимся не тем, что мы богаче мыслями, или что мысли наши более блестящи, но тем, что они лучше проверены и более здравы. Величие новой цивилизации сравнительно со средневековой или древней проявляется в большем запасе доказанной истины, что придает ей бесконечно большую практическую силу. Но философ, поэт или мистик вовсе не расположен относиться с уважением к доказанной истине; он скорее склонен называть ее узкой и смеяться над ее практическими триумфами, а сам предпочитает предаваться мечтам и роскоши беспредельного созерцания.

Однако в Европе мы почти единогласно признаем, что истина, образующая ядро западной цивилизации, несравненно ценнее не только браминского мистицизма, с которым ей приходится бороться, но даже и того римского просвещения, которое древняя империя передала европейским нациям. Поэтому-то мы утверждаем, что то зрелище внесения расой победителей высшей цивилизации, какое представляет в наше время Индия, не менее интересно и значительно, чем то, какое в свое время представляла Римская империя. К тому же опыт в Индии производится в столь же больших размерах. Об индийской империи обыкновенно судят по ее непосредственному влиянию на благосостояние ее обитателей. Она удалила немало старинного зла, говорит один; она ввела много новых зол, говорит другой. Во всех этих спорах упускается из виду самое характерное дело империи – внесение в среду брамизма европейских взглядов на вселенную. Нигде на всей поверхности земного шара не производится в настоящее время другого, столь интересного, эксперимента. Когда мы подумаем, как редко давалась возможность какой-либо нации совершить такое достопамятное дело, то поймем, почему англичане должны чувствовать живой интерес к ходу этого эксперимента и сбросить то уныние, которое заставляет спрашивать себя, какую пользу принесет им самим весь труд, который они предприняли под горячими лучами индийского солнца.

Теперь заметим одно важное преимущество, которым англичане пользуются, работая над этой задачей. Оно ярко выступает при сравнении индийской империи с римской. Рим находился в середине своей империи, подвергался подавляющему ее воздействию и был подвержен всем грозившим ей опасностям. Англия же, напротив, связана слабо с той громадной империей, которой она правит, и чувствует лишь незначительное ее воздействие.

Всякий, изучавший историю, знает, что свобода в Риме была задушена его собственной империей. Те старые гражданские учреждения, которые возвеличили Рим и которым он обязан всею той цивилизацией, которую ему суждено было передать западным государствам, погибли именно ради этой передачи. Он должен был принять организацию сравнительно низкого типа. Его собственная цивилизация в эпоху своего рассеяния была уже в упадке: даже язык Рима в большей части империи был побежден греческим языком, сам император Марк Аврелий писал свои «Размышления» по-гречески. Римская религия, вместо того чтобы приобретать новых последователей, была заброшена и в конце концов уступила место религии, возникшей в отдаленной провинции империи. Настало время, когда, казалось, все римское по мысли и чувству умерло в империи Рима, когда ее императоры были подобны восточным властителям и носили диадемы. Но мы знаем, что, в сущности, дело обстояло иначе, что римское влияние и римская традиция еще много столетий продолжали владеть европейскими умами. Но власть эта действовала втайне, через посредство закона и католицизма, а позднее через посредство возрождения литературы и искусства. Подумайте, как отличалось бы течение новой европейской истории, если бы Рим – мать ее цивилизации – не находился среди воспитываемых им народов, не страдал от их распрей и потрясений, не воспринимал от них столько же варварства, сколько сам давал им цивилизации, а стоял бы поодаль, наслаждаясь независимым благоденствием, продолжая с неутомимой энергией юности развивать дальше свою собственную цивилизацию в продолжение всего того времени, пока руководил подчиненными ему нациями.

Римская империя представляет крайний случай, – победившая держава была поразительно мала сравнительно с империей, которую она присоединила к себе. Свет исходил не из страны, а из города, который был скорее ярко светящей точкой, чем блестящим диском. Римская республика имела учреждения по существу своему городские, которые начали распадаться, лишь только их стали распространять по всей Италии. Но даже и тогда, когда побеждающая держава имеет гораздо более широкий базис, она обыкновенно видоизменяется под влиянием того напряжения, какое требуется для завоевания. Войны, ведущие к завоеванию, и затем учреждения, необходимые для удержания завоеванного, требуют новой системы управления, новой системы финансов. Из всех особенностей английской империи в Индии наиболее поразительна простота механизма, привязывающего ее к Англии, и незначительность ее влияния на Англию. Каким образом создалась эта особенность, мною уже было показано. Я показал, что приобретение Индии совершилось таким путем, который Англии ничего не стоил. Если бы Англия, как государство, предприняла ниспровержение империи Великого Могола, она должна была бы ликвидировать свою собственную конституцию точно так, как это сделал Рим ради завоевания Европы, ибо она, очевидно, принуждена была бы превратить себя в типичную военную державу. Но в действительности Англия только унаследовала престол империи, основанный в Индии некоторыми англичанами, ставшими во главе дела во времена анархии; потому-то домашние дела Англии чрезвычайно мало пострадали от этого приобретения. Оно, без сомнения, как я уже упоминал, значительно видоизменило иностранную политику, но не произвело никакой перемены во внутреннем характере английского государства. В этом отношении Индия оказала на Англию так же мало влияния, как те континентальные государства, которые были связаны с Англией так называемой личной унией, а именно Ганновер при Георгах или Голландия при Вильгельме III. Из этого следует, что действие высшей цивилизации на низшую в данном случае может быть гораздо более сильным и непрерывным, чем то, какое мы видим в древних примерах: Римской империи на западе или греческой империи на востоке. В обоих последних случаях низшая цивилизация убивала высшую тотчас же, как только высшая поднимала ее до своего уровня. Эллинизм распространился на востоке, но величие Греции пришло к концу. Нации толпами стекались в римское гражданство, но что сталось с самими римлянами? Англия, наоборот, не ослабевает от затрачиваемых ею сил; она стремится выдвинуть Индию из средневекового фазиса в современный, встречает при этом затруднения, даже подвергается опасностям, но не рискует опуститься под влиянием Индии на низший уровень развития или остановиться в своем естественном развитии.