Шестьдесят смертей в минуту - Андрей Троицкий

– Только не надо сказки рассказывать…

– Учти, Шатун – парень не промах. Он быстро понял, что ошибся, оставив тебя в живых, и наверняка хочет исправить ошибку. Теперь много людей знает о том, что ты ранен и пролеживаешь бока в обычной городской больнице, куда пускают всех желающих. Охрана – два олуха, с грехом пополам окончивших среднюю школу милиции.

– Это вы к чему? Просто так, языком почесать?

– Тебя найдут через продажных ментов. Попасть в твою палату нет проблем. Это проходной двор, а не палата.

– Ну, так поставьте нормальную охрану. – Теперь Тост занервничал и не мог этого скрыть. – Это что, невыполнимая задача: поставить трех-четырех парней? Ну, с автоматическим оружием?

– В Москве до фига людей, честных и достойных, которые нуждаются в защите больше твоего. Я лично тут под дверью с пистолетом стоять не стану. Твоя гибель – мне облегчение. Писанины меньше.

– Так что же, мне валяться и ждать, когда меня приберут?

– Ну, есть один вариант. Тебе предъявляют обвинение в убийстве того иностранца. Все остальные эпизоды я снимаю с кона, будто их не было. Не было покушения на жизнь гражданки Зенчук и других дел тоже. Как тебе? Вариант шикарный – всего одно убийство. И масса смягчающих обстоятельств. Ты нажал на спусковой крючок, потому что тебе угрожали, тебя запугивал Шатун, и выбор был прост: или самому в могилу ложиться, или стрелять. Если наймешь хорошего адвоката, выйдешь на волю лет через пять.

– Обещать вы все горазды, – горько усмехнулся Тост. – Ты сказал: один эпизод, а потом выяснится, что таких эпизодов двадцать один… И приговор с пожизненным сроком у меня на лбу напечатан… Короче, мне надо подумать.

Девяткин вышел из палаты и вернулся с листками бумаги и ручкой.

– Первое – ты подробно распишешь всю историю с иностранцем, – сказал он. – Озаглавь свой опус так: чистосердечное признание. Напиши, что совершил противоправное деяние, потому что тебя запугали, принудили. Второе – на отдельных страницах напишешь, что за история случилась год назад с предпринимателем Василием Ивченко. У меня есть информация, что ты принимал участие в расправе над ним.

– Вы же обещали – один эпизод.

– Информация об Ивченко – для меня лично. Подписи не ставь, заголовка тоже. Можешь просто надиктовать показания на диктофон.

Девяткин поднялся, встал у подоконника и распахнул створку. Торцом к пятиэтажному хирургическому корпусу стояло другое больничное здание в десять этажей. Палата Тоста лучше всего просматривалась с шестого и седьмого этажей. Если злоумышленник умеет обращаться с карабином, на котором стоит приличная оптика, он легко достанет Тоста из соседнего здания…

Через час в больницу прибыли три оперативника в штатском, за старшего – Саша Лебедев. Они переговорили с заместителем главного врача, затем погрузили Тоста на каталку и перевезли в другое крыло здания, на последний шестой этаж, где одна палата пустовала. Лебедев облачился в тренировочный костюм, который прихватил из дома, и занял место Тоста…

Холодный атмосферный фронт приполз из Скандинавии, утром зарядил промозглый дождь. В офисе фирмы «Васта» не было посетителей. Генеральный директор Станислав Рогов, включив настольную лампу, шуршал бумажками. За кофейным столиком устроился Александр Шатун. Сверяясь с газетой, он разыгрывал шахматную партию, стараясь поставить белым мат в четыре хода.

Почему-то игра не шла. Шатун двигал фигуры, потом расставлял их на прежние позиции. Белые проигрывали так и так, при любом раскладе, но мат в четыре хода не просматривался. Шесть ходов – это другое дело. Он поднялся, встал у подоконника. Мокрый асфальт блестел под серым небом. Шатун думал о том, что в офисе «Васты» больше не появится. Здесь осталась часть его жизни. Теперь он рвет эту страницу и выбрасывает в корзину.

Он нащупал во внутреннем кармане пиджака две почти одинаковые плоские фляжки из нержавеющей стали, отделанные кожей. В емкостях – армянский коньяк, только в одну из фляжек добавлено немного синтетического яда. Без цвета, вкуса и запаха. Штука дорогая, но своих денег стоит. Действие наступает примерно через три часа. Симптомы напоминают обширный инфаркт миокарда. Яд полностью разлагается в крови в течение шестнадцати часов. По истечении этого срока ни один судебный эксперт не найдет доказательств, что был применен именно яд, а смерть Стаса Рогова – насильственная.

На небольшой станции провинциального городка труп Рогова снимут с поезда Москва – Варшава – Париж и отправят в судебный морг. Там он пролежит до следующего утра. А местный судебный эксперт наверняка начнет вскрытие не раньше полудня. В свидетельстве о смерти напишут «обширный инфаркт» или «сердечная недостаточность».

Хотя по идее… По логике жизни, такая тварь, как Стас Рогов, от инфаркта умереть просто физически не способен. Его сердце – точнее, кусок дерьма, который заменяет сердце, – инфарктам не подвержен.

– Дождик? – оторвавшись от бумаг, спросил Стас.

– Каплет помаленьку, – кивнул Шатун. – Погода хорошая. Как раз для путешествий поездом. В дождь спать хорошо. Пивка махнешь – и на боковую.

Он замолчал и стал думать о том, что люди – самые неблагодарные существа на свете. Хуже свиней. Со Стасом они знакомы десять лет, бывали с ним в таких переделках, что на ночь глядя страшно вспоминать. И вот теперь… В кармане Стаса лежит билет на поезд до Парижа, заграничный паспорт с открытой визой, у двери стоит небольшой чемодан. В нем белье, пара рубах и набор джентльмена, состоящий из бутылки водки, сигарет и пачки презервативов.

Стас говорит, что уезжает на две-три недели. Старается выглядеть бодрым и уверенным в себе человеком, наверное, именно такое впечатление бизнесмена, оседлавшего удачу, он и производит на людей, плохо его знающих. Но Шатун видит в глазах Рогова животный панический страх, который не заглушить ни алкоголем, ни транквилизаторами. Стас отсидится в Париже до тех пор, пока в Москве уляжется пыль. Деньги рассованы по европейским банкам, в Москве у него нет никакой собственности, кроме однокомнатной квартиры в Сокольниках.

Если ситуация обернется не в его пользу, Рогова здесь больше не увидят. Он продаст медный рудник в поселке Измес через подставную фирму, а сам затеряется где-то в Европе, вынырнет в Южной Америке и снова исчезнет.

Его молоденькая любовница, студентка второго курса какого-то там института, уехала в Париж два дня назад и ждет своего «петушка» в двух шагах от Эйфелевой башни на рю Клебер, 17, в отеле «Рафаэль». Здание похоже на старинный особняк, набитый антиквариатом: люстрами, картинами, мебелью. Любовники поживут там несколько дней и переедут на южноепобережье Франции, к морю. А как тут Шатун, жив ли, гуляет на свободе или уже арестован, – Рогову плевать.

– У тебя всегда проблемы с королевской пешкой, – насмешливо прозвучал голос Рогова.

– Почему именно с пешкой? Проблемы с ферзем, – ответил Шатун, продолжая смотреть в окно.