Петербургские повести - Роман Сенчин

– Я тоже… спать, – отвечает Марина, с трудом ворочая языком; вот вроде ничего особенного не делала, просидела весь день, а тело ломит, кости не на своем месте. Словно бы какое-то существо в ней наружу выбраться захотело и теперь разрывает ее. И голова тоже болит…

Большой восьмиэтажный дом буквой «П». Внутри «П» – уютный дворик с детской площадкой, старыми кривыми кленами, несколькими скамейками. Если во дворе никого, Марина садится на одну из скамеек, медленно и с удовольствием выкуривает сигарету. На это время как бы отключается, старается освободиться от шлака прожитого дня. Иногда получается, иногда не очень.

Лифт старый, с двумя рядами дверец. Сначала нужно закрыть решетчатые, потом – деревянные, тогда уж можно нажать на кнопку. Медленно, будто из последних сил, лифт ползет вверх, его потряхивает, скрипят и пощелкивают тросы. Каждую секунду ожидаешь: сейчас что-нибудь заклинит или, наоборот, оборвется, и кабина полетит вниз. И испугаться, наверное, не успеешь. И дальше – черное ничего…

Толчок, кнопка «6» щелкнула на панели, лифт остановился. Ее этаж. Марина открывает деревянные дверцы, потом решетчатые, вынимая из кармана ключи, направляется к своей квартире.

– Марина? Марин! – полушепот сверху.

Она невольно поморщилась, рука с ключом опустилась… Это сосед с седьмого этажа, Антон. Шлепает к ней.

– Добрый вечер, Марина. – Голос у него вкрадчивый, но всегда будто испуганный; ему лет двадцать пять, выглядит взрослым, мускулистым мужчиной, а голос и глаза – как у ребенка, провинившегося в чем-то.

Марина вяло, совсем без радости кивнула ему:

– Привет. – И снова подняла руку, чтоб вставить ключ в замок.

– Подожди, Марин! Я вот предложить хотел…

– Нет, Антоша, не надо. – Она знает, какое у него предложение. – Устала очень, голова болит.

– Марин, ну пожалуйста! Я два часа здесь, тебя всё ждал, – жалобно рассказывает сосед. – Специально джин с тоником тебе приготовил, конфетки. Джин с тоником хорошо помогает ведь от головы!.. Ну, Мариш, пожалуйста! – Он легонько, боязливо проводит кончиками пальцев ей по руке. – Полчасика? Преды на даче, а я один… А?

– Не могу…

Тут, смягченный дверью, слышится женский визг и вслед за ним – рычание. Понятно, опять сестра со своим муженьком грызутся. Это у них на полночи… А сосед продолжает ныть-уговаривать.

– Ну, пойдем, – соглашается Марина; наблюдать ссору ей совершенно не хочется.

Антон захихикал от радости, он ведет ее наверх, словно кавалер знатную даму по широкой лестнице в бальную залу.

Он вообще-то хороший, Антон, жалко только, что слегка ненормальный (его и от армии из-за этого освободили). А может – наоборот, может, их общая удача, что он такой. С ним легко и неопасно, и он, наверное, способен любить по-настоящему. Но быть с ним каждый день невозможно – достанет ежесекундной заботой, вниманием, своими глазками детскими. Так, иногда, можно.

Дверь распахнул широко, пригласил счастливым голосом:

– Вот, пожалуйста! Я так тебя ждал…

Через коридор, заваленный лишними, давящими со всех сторон вещами, прошли в его комнату. Она просторная, светлая. Антон мирится с захламлением других комнат, коридора, кухни, в своей же не терпит ненужных ему предметов. И это главная и непременная тема, чтоб себя похвалить:

– Всё выкидываю, всё-всё! Мать тут корзину с тряпками приволокла, я их обратно: «Нельзя!» Она орать: «Некуда больше! Пускай хоть до стирки…»

– Перестань, – перебивает Марина и садится на край мягкой тахты.

Антон подрагивающими от волнения руками трогает на журнальном столике тарелку с сыром, мандарины, початую бутылку портвейна, жестянки с джин-тоником, конфеты.

– Хорошо у меня? – спрашивает.

– Так, ничего. – Особо поддерживать Антона не надо, а то снова начнется бесконечный рассказ о борьбе за чистоту и уют. – Неплохо…

Парень наливает Марине джин-тоник в хрустальный бокальчик. Себе – портвейна. И праздничным голосом объявляет:

– У меня тост!

– Может, лучше так?

– Ну, – его голос мгновенно тускнеет, – давай так…

Марина делает пару глотков из бокальчика, съедает конфету. Антон прямо и слегка удивленно глядит на нее чистыми, почти прозрачными глазками. Сейчас в них нет виноватости, зато удивление и радость, что она здесь, рядом с ним, эта симпатичная девушка, что он может вдоволь смотреть на нее, может даже дотронуться… И он протягивает руку, кладет ей на колено. Шепчет:

– Ты такая… такая красивая…

– Да? – Марина коротко улыбается, еще отпивает джин-тоника. – Включи музыку.

Он вскакивает:

– Какую?

– Да без разницы… Только не тяжелое.

У Антона маленький магнитофон «Шарп», на стене – аккуратная полочка с кассетами. Их штук двести. Он перечисляет:

– Ветлицкую можно… новый альбом Кузьмина…

– А, включи радио.

– Какую станцию?

– Господи, да любую! – Марина начинает раздражаться. Щелкает рычажок переключателя. Из магнитофона мягко вытолкнулось: «Ты меня не зови, я страдать и плакать не буду…»

– Оставить?

– Оставь.

Антон садится напротив нее и снова жжет этими радостными, ожидающими глазами.

– Пей.

– А, да! – И, выпив, подождав с полминуты, говорит: – Преды вот на даче, хотели и меня взять, чтоб я там картошку копал… Не могу, сказал, дела. Поругались даже… Я с тобой хочу быть, – он тянет к ней большую белую руку, – с тобой, Марина…

– Не надо. Давай помолчим. Голова болит.

– У-у, – кивает он сочувственно и по-детски искренне. Молчат. Марина не спеша, по глотку, осушает свой бокальчик. Антон все смотрит на нее, во взгляде вопрос: «Еще нельзя?.. Еще болит?» Он явно тяготится молчанием, страдает. Марину забавляет это, глаза парня словно бы плавят какой-то тяжеленный камень в ней, рассасывают боль… И алкоголь потихоньку начинает действовать; вместо усталости появилась приятная, сладковатая томность. Хочется лечь…

Домой пойти? Но там ругачка сестры с мужем. Да и Антон так просто ее теперь не отпустит… Она покачивает пустым бокальчиком.

– Да, да, конечно! – Антон наполняет его джин-тоником и начинает говорить: – Марин, ты все там же?

– В смысле?

– Н-ну, работаешь?

– А где ж еще…

– Я бы, – голос парня задрожал, – я бы тебе такой дворец сделал!..

– Хм, с чего это мне дворец?

– Ты – красивая.

– Да уж, принцесса.

– Принцесса, – уверенно подтверждает Антон, – самая настоящая! У тебя в роду наверняка дворяне были, князья.