Любовь властелина - Альберт Коэн

В полной тишине Салтиель улыбнулся. Может быть, Соль представит его господину Блюму. В этом случае, если обстановка будет благоприятной, он спросит его, не кажется ли ему, что рабочие во Франции как-то слишком часто бастуют. И даже, может быть, он посоветует господину Блюму не оставаться слишком долго на посту главы кабинета министров, чтобы не вызывать зависть конкурентов. В политике евреи должны держаться несколько в тени, это более благоразумно. Министр — да, но первый министр — это уж как-то слишком. Потом мы лучше наверстаем в земле Израильской, с Божьей помощью. В любом случае, он скоро увидит Соля в его роскошном кабинете, и, кто знает, может быть, Соль отдаст пару распоряжений по телефону перед лицом восхищенных кузенов. Он оглядел их с нежной, ласковой улыбкой, ожидая радостной вести — можно заходить. И кто знает, может быть, Соль поцелует ему руку, а остальные будут пораженно глядеть на это. Так он мечтал, пока Соломон складывал стихи, чтобы немедленно прочесть, и пока Проглот, поутративший уверенности в себе после снятия ордена, многократно пытался подавить нервный зевок, заканчивая попытку на самой высокой ноте.

Дверь наконец открылась, и Доблестные повставали с мест, и Соломон забыл свой стих, и руку Салтиеля и вправду немедленно поцеловали. Тогда маленький старичок, ослабев от наплыва чувств, достал носовой платок в крупную клетку и шумно высморкался. Солаль пригласил их присесть, и кефалонийцы расселись по местам, причем Соломон был поражен мягкостью кресла и чуть было не утонул в нем целиком.

— Хорошо ли прошла беседа с господином председателем Совета министров? — предварительно кашлянув, спросил Салтиель.

— Речь шла о вещах, представляющих государственную тайну, я не могу говорить об этом, — ответил Солаль, который знал, какой ответ придется им по душе.

— Совершенно верно, Ваше Превосходительство, — встрял Проглот, ибо не мог упустить возможность вмешаться и обратить на себя внимание. — Покорнейше прошу заметить, совершенно верно.

— А скажи мне, Соль, вы хорошо расстались с господином президентом Совета министров?

— Мы обнялись и расцеловались.

Дядюшка притворился глухим, чтобы еще раз услышать последнюю фразу и быть уверенным, что все расслышали ее как следует. Он кашлянул, оглядел четыре доблестных лица, полюбовался произведенным эффектом.

— То есть вы обнялись и поцеловались, ты и первый министр, очень, очень хорошо, — сказал он громко, в расчете на Маттатиаса, который был порой туговат на ухо. — А скажи мне, дитя мое, это государство Ватикан, мне кажется, оно такое маленькое, такое незначительное и жалкое, мне обидно за господина Папу, у него такое хорошее лицо. А может, Лига Наций смогла бы-таки ему увеличить территорию, все же это он глава суверенного государства? Ну, впрочем, я говорю тебе это, чтобы ты поразмыслил на досуге, просто, понимаешь, мне уж больно симпатичен Его Святейшество. Ладно, ты увидишь, если тебе удастся чем — нибудь помочь, это будет доброе дело. Итак, сын мой, как я узнал вчера, тебе еще присужден-таки орден от богатейшего Леопольда Второго, короля Конго. Я забыл сказать вам об этом, господа, — заметил он, обратившись к примолкшим кузенам. — Соответственно, ты командор двух орденов, французского и бельгийского. Я всегда питал уважение к Бельгии, это страна торжества здравого смысла. А кстати, дитя мое, — добавил он с невинным видом, — президент республики тебе не предлагал в последнее время орден Почетного легиона? Нет? Забавно. Никогда он мне особенно не нравился.

Солаль предложил прохладительные напитки. Салтиель заказал маленький черный кофе, если возможно. Соломон охрипшим голосом осмелился сказать, что ему очень нравится малиновый сироп, и он промокнул лоб, омертвевший от стыда. Михаэль отдал предпочтение коньяку с двумя яичными желтками. Прикрепив свою жвачку к ручке кресла, Маттатиас сказал, что он не хочет пить, но согласен принять ценную бумагу, чтобы попробовать что-нибудь попозже, в городе.

— Что касается меня, Ваше Высочество, — сказал Проглот, — мне хватит какой-нибудь мелочи, скромней некуда. Несколько ломтиков ветчины, чистой и кошерной части свиной туши. С горчицей и мягкими хлебцами, если сие возможно.

— Не слушай этих невеж! — вскричал Салтиель, который больше не мог сдерживаться. — О бесстыдники, о грубияны, кто вас воспитывал и где, думаете, вы находитесь! В привокзальном буфете или же в таверне? Соль, если ты простишь их, кофе каждому, и ничего больше! — (Скрестив руки и чувствуя себя как дома, он одного за другим окинул взглядом невеж.) — Малиновый сироп, вот и впрямь! Яичные желтки! Ценные бумаги! А этот бесстыдник, настоящий франкмасон со своей ветчиной!

— О, сердце тигра! Невинный скромный брекфаст, и тот надо вырвать у меня изо рта.

Спустя несколько минут мисс Уилсон, — которой Солаль соизволил церемоннейше представить всех Доблестных, отдельно отмечая степень родства, — расставила перед экстравагантными посетителями пять чашек кофе и вышла, не сказав ни слова, более обычного лишенная всех фундаментальных выпуклостей, так что Проглот позволил себе спросить, где перед у этой очевидной девственницы, а где зад. Салтиель испепелил его взглядом. Последний раз он приводит этого демона в приличные места! А демон, взбодренный улыбкой Солаля, скрестил ноги, чтобы выставить напоказ лаковые лодочки, понюхал гардению, погладил свою бороду, испачкав черным пальцы, и взял слово.

— Дорогое вы наше Превосходительство, — обратился он к Солалю с лукавым и понимающим видом, — есть ли у вас вакантная должность начальника отдела для способного человека?

— По сути дела, — сказал Солаль, — вы были бы самым толковым руководителем, который когда-либо у меня работал.

— Дело сделано, Ваше Превосходительство! — прервал его Проглот, вставая. — Я согласен! Договор на уровне волеизъявления заключен, вступает в силу безупречный и двусторонний контракт, хотя и заключенный на словах. Спасибо от всей души! Вы добровольно высказали Ваш высочайший указ, и теперь я рассчитываю на Ваше честное слово и лояльность! До скорого, Ваше любезнейшее Превосходительство, — сказал он, направляясь к двери, — и будьте уверены, что я оправдаю оказанное мне высокое доверие!

— Куда идешь ты, несчастный? — вскричал Салтиель, преградив ему дорогу.

— Сделать заявление прессе о моем назначении, — ответил Проглот, — познакомиться с подчиненными, обойти замок, обменяться мнениями, раздать приказания и рекомендации, подсобрать налоги.

— Я запрещаю тебе выходить отсюда! Соль, не позволяй этому человеку чернить твое имя! Объясни ему, что он никуда не назначен! Начальник отдела, вот уж впрямь! Ты что, не знаешь, что он здесь все развалит? А ты сядь, дитя Сатаны! Соль, везде, где ни пройдет этот человек, воцаряется мерзость запустения! Обещай, что ты его не назначишь!

— Я не могу обещать, поскольку я его уже назначил, — сказал Солаль, чтобы как-то утешить Проглота. — Но в соответствии с вашим желанием я его увольняю.

Проглот вполголоса пожелал Салтиелю, чтобы его приподняло да шлепнуло, но потом утешился мыслью о визитных карточках, которые он закажет незамедлительно, и в них будет значиться, что он — бывший начальник отдела в Лиге Наций! Он сложил руки и в свою очередь смерил взглядом Салтиеля, пока Солаль, улыбаясь, что-то писал, — ему пришел в голову способ скрасить последние годы Салтиеля.