Аркадий и Борис Стругацкие. Собрание сочинений. Том 1. 1955-1959 - Аркадий Стругацкий

– Только этого и не хватало! – пробормотал он, карабкаясь по броне. – Галлюцинации… Милое дело!

Внутренние кабины «Мальчика» были чисто вымыты, блестели металлом и пластмассой. Груз аккуратно уложен и закреплен. Взъерошенный, с мокрыми после мытья волосами, Богдан возился у рации. Геологи сидели в своем уголке за откидным столиком. Юрковский быстро листал какой-то справочник, посвистывая сквозь зубы. Тихо, мирно, уютно… Быков сразу захотел спать – сказывалось нечеловеческое напряжение последних часов. Глаза слипались.

– Анатолий Борисович…

– Спать, спать! – быстро прервал его Ермаков. – Немедленно спать.

– Слушаюсь! – обрадованно сказал Быков и присел на тюки, снимая шлем.

Дауге следил за ним с дружеской улыбкой. Но, когда Быков снял колпак, Дауге вскочил на ноги и издал странный звук, изумивший Алексея Петровича и заставивший всех разом оглянуться.

– Мамо ридна, помичныця межпланетныкив усёго свиту! – пробормотал Юрковский, неумело крестясь. Спицын ахнул. Ермаков резко поднялся.

– Ч-что такое? – растерянно спросил Быков, оглядывая себя.

– Подожди, подожди, Алексей, что это? – заикаясь, проговорил Дауге.

– Да в чем дело?!

– У вас все лицо в крови, Алексей Петрович, – сказал Ермаков. – Вы, вероятно, ударились лбом при толчке.

– Ударился один раз, – пробормотал водитель, ощупывая нос.

– Не трогайте руками… Сейчас я вам промою ссадину… Да не трогайте вы руками, говорю!.. Владимир Сергеевич, дайте ему зеркало.

На лбу чернела огромная ссадина, нос распух, нижняя губа приняла необычайную форму и все еще сочилась кровью. Щеки были разрисованы замысловатым узором. Быков сердито отстранил зеркало.

– Действительно мама родная…

– Ничего опасного. – Ермаков быстро и ловко промывал ранки. – Эффектно, но не страшно… Но вот как вы ухитрились этого не заметить и не почувствовать?..

– Так, саднило немножко… Кто мог думать?..

– Я лично этому отнюдь не удивляюсь, – сказал Дауге.

– Чему?

– Тому, что ты ничего не почувствовал. Я, например, чувствовал только, что все время стою вверх ногами и придерживаю языком желудок…

– Не мог ты все время стоять вверх ногами… Спасибо большое, Анатолий Борисович. Все в порядке.

Быков повесил шлем на крюк и, покряхтывая от наслаждения, полез на тюки.

– То есть нисколько не сомневаюсь, что «Мальчик» иногда и стоял на гусеницах в этой чертовой каше… Я слишком о нем высокого мнения, чтобы сомневаться. Но лично я точкой опоры имел собственную голову… в течение всего рассматриваемого периода.

– Это хорошо сказано – «точка опоры»… Люблю конкретность формулировок, – заметил Юрковский, снова принимаясь за справочник.

– Намеков не понимаю… Да… А вот почему это было так – это совершенно неясно.

– Еще одна загадка, – сказал Спицын.

– И решение не лежит на поверхности, – подхватил Юрковский.

Дауге что-то сказал – что-то про «человекоподобных работников науки», – но Быков уже спал.

Большой белый корабль нес его, плавно покачиваясь, по широкой синей реке. Ярко светило солнце, далеко-далеко темнели берега за голубоватой дымкой, а над водой носилась ослепительно белая стремительная птица. Качка становилась все сильнее, палуба уходила из-под ног. Кто-то закричал: «Бу-бу-бу! Ну и дорожка!» Быков полетел за борт, дрыгнул ногами и проснулся. Транспортер швыряло и подбрасывало. Ермаков вел машину, а остальные, цепляясь друг за друга, сгрудились у него за спиной, глядя на экран.

– Словно клыкастые зубы, – заметил Богдан Спицын. – Престарелая богиня красоты, и мы у нее в зубах.

Быков слез со своего жесткого ложа и, подобравшись к товарищам, просунулся между Богданом и Дауге. Пустыня кончилась. Обходя нагромождения серого камня, «Мальчик» шел через лес гладких прямых столбов. Над грудами камня торчали, возвышаясь на много метров, черные остроконечные скалы – сотни их виднелись вдали. Почва была изрыта трещинами и воронками, поросшими жестким плющом. Колючие ветки обвивались вокруг уткнувшихся в низкое небо скалистых башен. Каменная чаща обступала транспортер. Богдан был прав – скалы удивительно напоминали старые редкие зубы.

Тряска становилась невыносимой. Юрковский вдруг замычал, затряс головой – прикусил язык. Быков тронул плечо Ермакова:

– Надо остановиться, Анатолий Борисович, здесь легко пропороть брюхо «Мальчику».

Ермаков кивнул. Он подвел машину к ближайшему столбу и выключил двигатель.

– Надо разведать дорогу, – сказал Быков, нагибаясь к смотровому люку. – Может быть, следует вернуться и обойти это место.

– Нет! – отрезал Ермаков. – Полоса скал тянется, вероятно, далеко. У нас нет времени.

– Нужно рвать скалы. Несколько мин – только и всего, – предложил Богдан Спицын.

Ермаков подумал, затем решительно поднялся:

– Проведем разведку. Вчетвером. Водитель остается у машины.

– Слушаюсь.

– На разведку, на разведку! – обрадованно запел Дауге, размахивая геологическим молотком.

– Молоток отставить, – приказал Ермаков. – Взять только оружие.

– Анатолий Борисович, ведь мы ни разу…

– Нет времени. Юрковский, Спицын, быстрее! Быков, от машины не отходить. Даже если услышите выстрелы… Все готовы? Пошли.

Быков выбрался вместе со всеми, присел на броню. Он сидел на чуть выступающей командирской башенке «Мальчика» и смотрел, как удаляются по расходящимся путям человеческие фигурки – маленькие, словно мошки, среди тяжелых потрескавшихся валунов. Юрковский с Богданом уходили вправо, Ермаков с Дауге – прямо. Некоторое время он еще слышал голос Юрковского, уверявшего, что здесь лучший в мире геологический заповедник, веселый смех Богдана, бодрый басок Иоганыча, напевавшего песенку про аргонавтов, потом все затихло. Быков остался один.

По небу по-прежнему неслись рваные тучи, ветер неистово ревел в вышине среди черных столбов, несколько раз раздавался отрывистый треск – Быкову казалось, что это сигнальные выстрелы, и он подскакивал на месте и оглядывался. Потом он понял, что это ветер сталкивает валуны друг с другом, однако спустился в машину, достал автомат, перекинул через плечо. Почву сотрясали тяжелые удары, и сквозь вой ветра порою доносилось рокочущее «бу-бу-бу» далекой Голконды.

Удивительно все-таки мрачное место! Впереди, сзади угрюмые голые столбы, словно колонны огромного разрушенного здания. Быков представил себе: когда-то здесь стоял великолепный древний дворец. В нем не было комнат – только роскошные колонны черного камня. Меж колонн с достоинством выступали люди в белых, как снег, одеждах – благообразные бородатые мудрецы, изящные женщины, воины в медных шлемах, со щитами… Как на рисунке, который ему как-то пришлось видеть в историческом романе об Атлантиде… Потом налетела Черная буря, разрушила свод; свод рухнул, провалился между колоннами. Все погибло, и среди пустыни остался только лес безмолвных черных гладких столбов…