Аркадий и Борис Стругацкие. Собрание сочинений. Том 1. 1955-1959 - Аркадий Стругацкий

– Как вам понравится такая дорога? – услыхал Быков голос Ермакова.

– Пустыня… – спокойно ответил он.

– Разумеется. Родной вам пейзаж. Правда, здесь нет саксаула, но зато это настоящая Гоби, настоящие Черные Пески.

– Черные-то они черные… – Быков запнулся. – Ну, а дорога неплохая. Широкая, ровная… Теперь полетим.

– Ура! – дурачась, заорал Дауге. – И запируем на просторе!

Шутя и пересмеиваясь, межпланетники вернулись в транспортер. Настроение заметно поднялось. Только Богдан Спицын задержался у люка, оглянулся вокруг еще раз и сказал со вздохом:

– Здесь совсем как у Стендаля.

– То есть? – не понял Быков.

– Все красное и черное. Понимаешь, мне никогда не нравился Стендаль…

Быков снова занял место у пульта. «Мальчик» дрогнул и, набирая скорость, понесся вперед, плавно покачиваясь. Ветер подхватил и рассеял полосу пыли, сорвавшуюся с гусениц. Навстречу мчалась черная пустыня, ветер гнал по ней туманные полосы, горячую пылевую поземку. На красном фоне горизонта гуляли гибкие столбы, вытянутые к тяжелым тучам. Вот вспух маленький холмик, потянулся вверх крутящейся воронкой, влился в тучи – и еще один черный столб погнал по пустыне ветер.

– Смерчи, – проговорил Быков. – Сколько их здесь…

– Лучше не попадать в такую воронку, – заметил Дауге.

– Да, лучше не попадать, – пробормотал Быков, вспоминая, как однажды смерч – куда меньше тех, что гуляют по Венере, но тоже громадный – на его глазах превратил лагерь геологов в центре Гоби в песчаный бархан.

Ветер усиливался. Едва заметный у подножия базальтовой стены, теперь он стучал в лобовой щит транспортера, пронзительно свистел в антенном устройстве. Путь шел в гору, это становилось все заметнее. Транспортер поднимался на обширное плато. Местами слой песка был сорван ветром, и тогда гусеницы дробно стучали по белым потрескавшимся плитам обнаженного камня.

– Странная, однако, на Венере ночь, – сказал Юрковский, тыча пальцем в багрово-красный горизонт. – Ведь, если не ошибаюсь, мы сейчас на ночной стороне, Анатолий Борисович?

Ермаков слегка усмехнулся:

– Да, это ночь… Красное небо, красные тучи, красный сумрак. Так выглядит ночь на берегах Урановой Голконды. За триста километров к югу отсюда – вечный мрак, а здесь, как видите…

– Вечный закат, – пробормотал Спицын.

– Да. – Ермаков быстро взглянул на него. – Да. Именно так говорил Тахмасиб: «Солнце никогда не заходит над Голкондой…» Все это – и черные бури, и вечный закат, – все это Голконда, все это загадка. Решать ее начнем мы.

– Скорей бы, – негромко сказал Юрковский, хрустнув пальцами, и отошел вглубь, к Дауге, который писал что-то, устроившись за маленьким откидным столиком.

Спицын, воткнув в шлем пучки разноцветных проводов, склонился над рацией, пытаясь – в который раз уже – связаться с «Хиусом». Дауге и Юрковский принялись обсуждать план изысканий, переходя время от времени на язык жестов, чтобы не орать и не мешать остальным.

Быков передал Ермакову управление, дал несколько полезных советов, забрался на тюки и приготовился соснуть на ближайшие полтора-два часа, оставшиеся, по словам Ермакова, до Голконды. Но заснуть не удалось.

Богдан Спицын вдруг поднял руку, призывая к молчанию.

Юрковский обрадованно спросил:

– Что? Есть связь?

– Нет… Но… Погодите минутку.

Он принялся торопливо вертеть рубчатые барабанчики верньеров, затем замер, прислушиваясь.

– Пеленги.

– Чьи? «Хиуса»?

– Нет. Слушайте.

Дауге и Юрковский перегнулись через его плечи. Ермаков оставил управление и тоже наклонился к рации. Дауге протяжно свистнул:

– Оказывается, кто-то уже здесь есть?

– Выходит, так.

– Справа по курсу… Интересно! – Ермаков обернулся к Быкову. – Алексей Петрович, возьмите управление на минуту.

– Слушаюсь…

Ермаков пристроился рядом со Спицыным и принял от него наушники. Лицо его было встревоженно.

– Три точки тире точка. Кто бы это?

Он снял наушники и поднялся.

– За последние десять лет в район Голконды были направлены шесть экспедиций и по крайней мере дюжина всевозможных беспилотных устройств.

– Так, может быть… – глаза Дауге расширились, – может быть, там люди? Потерпели аварию и просят о помощи?

– Сомнительно, – покачал головой Юрковский. – Вы как думаете, Анатолий Борисович?

– Кривицкий на Марсе продержался в своей ракете три месяца. Но он нашел воду…

– Да, воду…

– Так что, скорее всего, это автоматический пеленгатор.

Быков, нетерпеливо ерзавший на своем сиденье, вмешался:

– Ну, будем поворачивать?

– Давайте…

Ермаков думал. Впервые Быков видел, что командир колеблется. Но причины для таких колебаний были достаточно веские, и это знали все.

– Вода, – произнес Ермаков.

– Вода, – как эхо повторил Юрковский.

– Возможно, это все же недалеко? – просительно сказал Дауге.

Ермаков решился:

– Хорошо! В пределах двух часов езды – согласен. Алексей Петрович, поворачивайте. Берите по гирокомпасу, – он снова наклонился над рацией, – шестьдесят градусов примерно. Вот так. И выжмите из двигателя все.

«Мальчик» резво бежал наперерез струям пыли, летящим с севера. Ветер бил в левый борт, и порой удары его достигали такой силы, что Быков «шестым чувством» водителя ощущал неустойчивость машины. Тогда он слегка менял курс, стараясь подставить ударам плотной волны газа с песком лобовую броню, или вытягивал правый опорный шест. Богдан с наушниками сидел за рацией и вполголоса корректировал направление. В зеркале качалось бледное лицо Дауге с закушенной губой. Летели минуты, летели багровые тучи… Раз Юрковский нагнулся и что-то неразборчиво крикнул, указывая вперед. Быков успел заметить сквозь пыль странную стекловидную проплешину в несколько десятков метров в диаметре, посредине которой зияла огромная дыра с рваными краями, затем гусеницы коротко прогрохотали по твердому. Он вопросительно оглянулся на Дауге, но тот, видимо, ничего не заметил и ответил ему недоумевающим взглядом. «Мало ли загадок на Венере, – подумал Быков. – Вперед, вперед!» Дрожащая стрелка спидометра качалась между 100 и 120. Таинственный красно-черный мир пролетал справа и слева, скользил под гусеницы. От мелькания кровавых и угольных пятен рябило в глазах.

– Скорее, Алексей, скорее! – шептал Дауге.

Быков зажмурился и потряс головой. И в этот момент Юрковский крикнул:

– Берите влево, влево! Вот он!