Кавказская война. В 5 томах. Том 3. Персидская война 1826-1828 гг. - Василий Потто

Под распущенным георгиевским знаменем Грузинского полка, присягнули они на верность русскому государю. В Лори явилась к Мадатову из Ардебиля депутация от Шагагинского народа, с просьбой о покровительстве и с известием, что собранные Аббас-Мирзой регулярные войска распущены по домам. Мадатов успокоил их. Пользуясь благоприятным расположением умов, он оставил в Лори батальон пехоты с казачьим полком, чтобы прикрыть обратное переселение выведенных персиянами множества семейств ширванцев и карабагцев, а с остальными войсками двинулся на Агар, главный город Карадагского ханства.

Быстрая молва предшествовала ему, и страх распространился далеко по соседним городам и селениям. Начальник Агара со всем семейством заранее бежал в Тавриз; гарнизон, состоявший из полутора тысяч сарбазов, рассеялся.

5 января русский отряд занял селение Насир-Абат. Здесь к Мадатову явилась депутация от Карадагского ханства с изъявлением покорности. Жители сами жгли персидские магазины с провиантом и фуражом, войска разбегались.

6 числа малочисленный русский отряд отпраздновал на чужой земле, вдали от родины, день Богоявления. Совершен был священный обряд православной церкви, и крест Спасителя, при громе пушечных выстрелов, погрузился в воды Агар-чая.

На следующий день, не доходя 17 верст до Агара, Мадатов остановился. Кавалерийская партия в двести человек была отправлена вперед, для обозрения города. Но предосторожность оказалась излишней. Народная депутация сама явилась в русский лагерь, прося пощады городу. Мадатов именем императора обещал ее.

Войска стояли на этом пункте до 9 числа, пока не были собраны все русские подданные, рассеянные в Карадагском ханстве. По всей Персии, между тем, шла тревога. Были достоверные известия, что в самом Тавризе уже ожидали появления русских, и Аббас-Мирза высылал по ночам свою казну и сокровища, готовясь и сам выехать из Тавриза со всем своим двором при первом известии об опасности.

Мадатов не имел, однако, намерения продолжать экспедицию и доносил Ермолову, что выступит в обратный путь 9 числа. Но в то именно время, когда он готовился к этому, получено было известие, что сын талышинского хана и с ним шахсеванцы, в тылу у него, напали на карабагские семьи, возвращавшиеся на родину. В справедливом негодовании и в пример другим, Мадатов разорил жилища шахсеванцев от реки Агар-чая до большой Ардебильской дороги и истребил все запасы их хлеба и фуража.

Медленными маршами и небольшими переходами, чтобы не утомлять усталые войска, двигался Мадатов к пределам России. Он прошел через Муганскую степь к Араксу и 17 января, переправившись на русский берег при Эдибулуке, вступил в Карабаг. Полковник Мищенко берегом Аракса прошел на свою прежнюю стоянку, в селение Джеват. Мадатов поехал в Тифлис, чтобы видеться с Ермоловым.

Экспедиция принесла весьма важные плоды. Она была предпринята в суровое время года, когда только знакомство с краем, уменье водить войска и деятельная заботливость князя Мадатова предохранили отряд от значительных потерь, которые все исчерпывались только четырьмя рядовыми и двумя казаками; имея во всем довольство, солдаты охотно преодолевали неимоверные трудности по дорогам, почти непроходимым. Но это-то именно обстоятельство и покоряло персидских подданных, показывая им русскую силу. Особенно изумлялись они трудному переходу через гору Салват, где снег был глубиной в аршин и мороз при резком ветре доходил до девятнадцати градусов. И одного появления русских войск было достаточно, чтобы все жители той местности смирились. Результаты этого были блестящие. Шахсеванский народ, гордый и славившийся своей конницей, поплатился за свои набеги чувствительными потерями, а присяга его русскому царю должна была научить персидское правительство не полагаться на народ, видя, как легко и охотно он переходил на сторону России. Пощаженное Карабагское ханство, где городу Агару и жителям не было сделано ни малейшего вреда, могло служить ручательством для всех племен, что власть России не будет так тяжка, как власть персиян, если бы некоторым из этих племен довелось стать под русское подданство. До трех тысяч семейств, ушедших с персиянами и теперь возвращенных на родину, горьким опытом узнали, как мало могли они надеяться на защиту Персии, не предохранившую их от ограбления ее же подданными. Во всей стране распространен был страх, ставший основанием смут и неповиновения жителей Аббасу-Мирзе. Истребление же заготовленного персиянами провианта уничтожало возможность скорых наступательных действий Персии против русских владений со стороны Карабага. И все эти обстоятельства были созданы почти без потерь.

Паскевич, систематически осуждавший действия Ермолова, правда, писал государю о своих опасениях, что экспедиция будет иметь весьма невыгодные следствия. Он полагал, что раздраженные персияне будут мстить грабежом армян за нашествие русских; что удержаться в Карабаге войскам невозможно; что пехота должна будет весьма терпеть без теплой одежды, кавалерия тем более,– и обе к весне не в состоянии будут действовать; что, наконец, это движение за Аракc заблаговременно заставит неприятеля быть осторожным и собрать свои силы. Но действительность не оправдала всех этих предсказании, русские войска не думали оставаться в Карабаге долго и воротились почти без потерь; устрашенные персияне не вымещали на армянах свои неудачи, а неприятельские войска и вовсе не могли собраться в значительных силах на границах России, так как все продовольственные средства их здесь были уничтожены. Экспедиция Мадатова привела, поэтому, к результатам как раз противоположным тем, которые предсказывал Паскевич.

Рассчитывать, однако, на прочную покорность кочевников, на совершенное прекращение ими разбоев по Карабагской границе, конечно, было бы ошибочно. В своевольных и буйных племенах, населявших эти места, всегда могли найтись предприимчивые люди, готовые рискнуть своей головой в дерзком предприятии. Правда, ошеломленные нашествием Мадатова, они на время притихли. Но настал февраль месяц, и разбои возобновились. И время, и обстоятельства для этого должны были казаться персидским кочевникам удобными, да и самая цель их была весьма определенная: в Карабаге шла заготовка провианта, формировались транспорты для будущих действий русского отряда,– и неприятелю естественно было позаботиться мешать этому своими нападениями. Безопасности в Карабаге, действительно, не было. Там уже не только женщина с блюдом золота на голове, как это было до персидской войны, но даже и вооруженные команды, если они были недостаточны, могли ходить только с большой осторожностью. До чего дороги сделались опасными даже внутри самой страны, могут свидетельствовать следующие случаи:

Однажды, в феврале, из Шушинской крепости отправлена была, под прикрытием небольшой команды, партия транспортных волов в, окрестную деревню, где были изобильные подножные корма. По дороге один из волов пристал, и команда, оставив при нем двух рядовых, пошла дальше. На следующий день оба солдата найдены были в ста саженях от дороги – с отрезанными головами.

В другой раз, жители одной из покинутых армянами деревень, Горовлы, собравшись в числе семнадцати человек, вздумали съездить на старое пепелище, лежавшее поблизости Аракса, чтобы забрать припрятанные там пшеницу и ячмень. В деревне они застали персиян, и одного из них схватили. Пленный показал, что шайка принадлежит к отряду Багир-хана, который с четырехтысячной конницей стоит за Араксом, выжидая только случая, чтобы ворваться в Карабаг. Пока армяне забирали пшеницу, прискакала новая толпа персиян, и горовлинские жители, в свою очередь, вынуждены были обратиться в бегство, бросив и пленного, и все свои вьюки. Персияне преследовали их ружейным огнем и трех из них ранили.