Тест Тьюринга - Александр Петрович Никонов

никто не похвалит, не посочувствует, не отзеркалит твою эмоцию! А нам это требуется. Мы же социальные существа!.. Хотя некоторым, похоже, вообще на людей наплевать. Они богу служат! Вот был у меня один такой… клиент, назовем его так. Ради того, чтобы послужить своему богу, он был готов убивать людей в промышленных масштабах. Взрывчаткой.

– Ну-у, – задумчиво протянул Антон. – Мы же не говорим о религиозных фанатиках… А что с ним стало, кстати? Вы сказали «был». Вы расстались?

– Ну, можно сказать и так.

– Ясно.

– Да ничего тебе не ясно, Антон! Тебе вообще сколько лет?

– Тридцать два.

– Молодо выглядишь. Я думал, под тридцать. Лет двадцать семь, мне казалось…

– Так все говорят, – он кивнул. – А еще говорят, что альбиносы вообще моложе выглядят. Не знаю… Но вы не сказали, кем все-таки работаете.

– Да какая разница! Неужели тебе моя профессия обо мне больше скажет, чем я сам? – Я потер виски ладонями. – Вот, например, вчера я надрался. Башка тяжелая теперь. Это сделал я, а не моя профессия. Выпил бутылку болгарской водки, у которой на этикетке почему-то была напечатана физическая формула. Видимо, для привлечения покупателей. Дизайн такой… Давай об этом поговорим! Например, почему я надрался. Или что я думаю о смысле жизни. Или верю ли я в бога. Или что я думаю о Кандинском. Я, кстати, о нем ничего не думаю. Мне вообще насрать. И кстати, на веб-дизайн тоже. Я в этом ничего не понимаю. А в том, что я понимаю… то, чем я занимаюсь… этим заниматься для удовольствия нельзя.

– Вы говно гребете? – неожиданно спросил Антон, и я непроизвольно хохотнул.

– Да. Практически так и есть! Только на другом уровне, как ты это назвал…

– Ну, тогда вы правы, – кивнул он, – надо уходить в сторону от профессии… Александр! В чем смысл жизни? Вы верите в бога? Чем вам не нравится Кандинский?

Я про себя улыбнулся. Мне начал нравиться этот парень. Несмотря на то, вспомнил я вдруг, что он – компьютерная симуляция. Или все-таки реальная личность, настоящий мясной человек, и Фридман насчет симуляции меня обманывает, чтобы не нарушать методику психологического эксперимента?

– Антон! Про Кандинского я тебе уже сказал. Я вообще его не видел, и срать на него хотел. Ни одного полотна! Я вообще по галереям не хожу. Делать там нехер, там только картины да скульптуры и все! И по театрам тоже не хожу. Вот совершенно неинтересно! Люди переодеваются, выходят на возвышение, чтобы их было лучше видно, и изображают других людей. Даже не себя! В придуманных ситуациях. Зачем мне на это смотреть? В пыльных костюмах… От них даже, кажется, пахнет пылью! Почему они там не чихают все на сцене? От этой пыли… От этого нафталина…

– Вот тут соглашусь, – Антон быстро закивал. – Тоже не понимаю театр. Но вот моя… знакомая одна, она очень любила театр. Все норовила вытащить меня, и каждый раз…

Он продолжил что-то говорить о театре, а я подумал о той почти незаметной паузе, которую он сделал перед тем, как определить эту даму – и определил как «знакомую одну». Я был уверен, что он хотел сказать «моя девушка». Но не сказал. Полицейские детективы подобные мелочи отмечают. Что-то не заладилось у него с этой девушкой, и дело явно не в театре. Я это запомню. И при случае я ему эту девушку воткну! Почему бы не воткнуть? Да даже и не воткнуть – зачем такое слово суровое? – а вот просто так отчего бы не спросить? Между делом. В конце концов, это же просто общение!

– …особенно вот эту классику, – продолжал Антон. – Ну почему мне, современному человеку, должны быть интересны проблемы столетней давности или двухсотлетней? Тогда даже интернета не было. Вообще другой мир был… Я лучше книжку почитаю.

– Вместе с девушкой?

– Нет, книгу одному, конечно… Но если вы имеете в виду совместное проведение времени для общения, то можно поехать куда-нибудь вместе – на горных лыжах покататься, на море, на роликах в парк… На лекцию какую-нибудь сходить, там хоть новое узнаешь. Но идти в театр?.. Я даже кино уже предпочитаю дома смотреть на большом экране, а не ходить куда-то… Вы слушаете?

– Да, – кивнул я. – Очень интересно… Ладно! Кандинского обсудили. Что у нас там еще по программе? Шостакович?

– В чем смысл жизни…

– А-а! Точно… Вот тоже очень актуальная тема! Зачем люди живут?.. Есть мнение?

Антон похлопал белыми, будто обсыпанными мукой ресницами:

– Ну-у… Я, конечно, думал об этом…

Не дав ему сказать «но», за которым могла последовать попытка уйти от ответа, я сразу опередил встречным вопросом:

– И к какому выводу пришел?

Антон вздохнул:

– Это трудный вопрос. На него, наверное, нет ответа. Если бы я был верующим, я бы вам ответил.

– Да уж конечно!.. Если бы ты был верующим, тут все понятно и совершенно не интересно. Верующие живут не для себя, а ради бога, вот и весь ответ – чтобы хорошо себя вести и в раю за это оказаться. Причем некоторые так живут, что лучше бы и не жили, я тебе говорил уже про одного такого орла… Но вот ты, неверующий, зачем живешь?

– Чтобы приносить пользу людям, наверное. Мне так кажется… Хотя, конечно, вы сейчас спросите: а нужна людям твоя польза? а они тебя просили об этом?

– Антон! Не решай за меня, что я хочу у тебя спросить! Тем более что ты не угадал. Я у тебя не про людей спрашивал – есть им от тебя польза или нет. Я спрашивал – тебе какая от них польза! В чем смысл твоей жизни, – я сделал упор на слово «твоей». – То, что ты, как собака, живешь и служишь другим… и я тоже, кстати, это делаю, как пес цепной… то, что мы служим другим – ты по любви, а я по долгу – это не снимает с нас вопроса, зачем мы сами живем. Наша-то собственная жизнь нам нужна или нет?

– Мне моя жизнь нужна! – уверенно сказал Антон. И предваряя мой вопрос о цели, сразу ответил: – Потому что она мне нравится.

Я хлопнул в ладоши.

– Бинго! То есть получается, что мы живем для того, чтобы получать удовольствия? – спросил я нарочито резко, нарочито осуждающе, как взрослый ребенка.

Но его этот мой деланый пафос не сбил, хотя его поддельности он и не различил:

– Если бы моя жизнь мне не нравилась, зачем бы она мне была нужна? То есть получается так! Вы правы… Точнее, мы правы: люди живут, чтобы испытывать