33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине - Евгений Анташкевич

– Ладно, Дора, отдохни пока! – сказал Иванов и обратился к Михаилу Капитоновичу: – Идемте покурим! А тебе, Дора Михайловна, может, чего принести? Ситро, колбасы, ситного? Ты не стесняйся, ты же сама пришла, и вины я пока на тебе не вижу! Ну?

Дора опустила глаза.

– А говоришь, не гордая! – с напускной миной вымолвил Иванов, и они вышли в коридор. Иванов подозвал дежурившего у двери полицейского, дал ему деньги и что-то сказал по-китайски. Полицейский ушёл, и они закурили.

– Ну, как вам эта красавица? Правда, ведь?

Сорокин кивнул.

– Надо её отсюда забирать!

– Почему?

– Железная дорога – не наша юрисдикция!

Сорокин удивился.

– Наша юрисдикция – город в его пределах, а раньше была в пределах полосы отчуждения, запомните это, чтобы когда-нибудь дров не наломать!

Сорокин сделал вид, что понял.

Вернулся полицейский с бумажным кульком. Иванов кивнул ему на дверь, и полицейский зашёл туда, а когда вышел, Иванов снова сказал ему что-то по-китайски. Полицейский ушёл.

– Я послал его в тюрьму за каретой и охраной.

Докурив, они вошли в комнату, Дора Михайловна глянула в их сторону, дожевала кусок, запила; недоеденное аккуратно завернула в бумагу и сверток отодвинула на угол стола.

– Закусывайте, Дора Михайловна, закусывайте! Нам с Михаилом Капитоновичем надо посмотреть протокол, и не обращайте на нас внимания.

– Благодарствуйте, сыта, – с достоинством ответила Дора и сложила руки на коленях.

Иванов увидел это и положил перед собой протокол.

– Хорошо! Где вы сейчас проживаете?

Дора ответила, последовал следующий вопрос, Дора отвечала спокойно, степенно, внятно, вопрос следовал за вопросом, и Сорокин только-только успевал писать. Протокола уже набралось листов шесть.

– Вы курите? – спросил Иванов Дору, та кивнула. – Кури́те! А мы с Михаилом Капитоновичем выйдем!

Они вышли. У двери стоял другой полицейский.

– А тот ещё не возвращался? – спросил его Иванов.

– Никак нет, ваше благородие! – ответил полицейский по-русски, однако по виду он был один в один – китаец.

– Что-то долго! – сказал Иванов и пригласил Сорокина отойти несколько шагов в сторону.

– Бурят-агинец, – тихо сказал он и кивнул в сторону полицейского. – Из Забайкальского казачьего войска, только вот не захотел дальше служить у Семёнова. А как у вас впечатление от этой…

– Думаю, она говорит правду…

– Вы только на неё особо не засматривайтесь! Понимаю – красавица… вы сами-то… не монашествуете?.. – Иванов не договорил.

Сорокин смущённо потупился.

– Понимаю, но это ваше приватное дело!

Сорокин промолчал.

– Тут нужно большое внимание! Если я что-то упущу, вы подметите и запомните… – Иванов посмотрел на часы. – Что же карета-то не едет? Ладно, заканчиваем. Если что, сами довезём.

Они вернулись в кабинет, собрали бумаги, Иванов уложил их в папку и показал Доре на свёрток с едой.

– Забирай!

Дора молча кивнула и завязала еду в платок.

Они вышли на привокзальную площадь, уже стемнело, Иванов попросил Сорокина остаться с Чуриковой, а сам ушёл и через несколько минут вернулся в коляске. Они сели, и кучер стал выправлять в сторону переезда через железную дорогу. С Диагональной он сразу повернул направо на Участковую.

– А почему не по Китайской? – спросил его Иванов.

– А тама, барин, ремонт учинили, а тута справно доедем…

Иванов сидел справа от Чуриковой, Сорокин – напротив них, спиной к кучеру.

– Когда они успели с ремонтом? – спросил Иванов Сорокина, но тот только пожал плечами. – Ладно, пусть так!

– Домчим, барин, не извольте беспокоиться!

По дороге они молчали, Сорокин улыбался и через материю кармана гладил фляжку, Дора смотрела в сторону, Иванов курил. Участковая улица шла параллельно Китайской, она была такая же прямая и упиралась в городской сад, слева от которого через квартал была тюрьма. На ней только-только начали устанавливать столбы для проводки освещения. Кучер свернул налево и поехал вдоль ограды сада. Вдруг из-под ограды выскочили тени, Сорокина сильно толкнули в плечо, и он упал на мостовую. Он услышал, как кучер свистнул, и коляска умчалась. Ошеломлённый Сорокин стал подниматься, он сильно ушибся локтём о брусчатку и первое – сунул руку в карман. Фляжка была цела. Ничего не понимая, он шагнул к ограде и увидел, как чёрная тень ползёт по тротуару. Это был Иванов. Михаил Капитонович подбежал к нему и ухватил за руку.

– Что с вами, Илья Михайлович?

– Вторая ошибка… – проскрипел Иванов. Он попытался встать. – Чёрт, нога… – Давайте помогу!

– Помогите, голубчик, по-моему, меня пырнули…

Сорокин помог Иванову встать на ноги, и они доплелись до тюрьмы. В кабинете Иванов упал на стул, Сорокин стал помогать ему снимать пальто.

– Я сам… бегите в мертвецкую, там… давайте стариков… Видите?.. Хотели в печень… попали в бедро… не мешкайте, голубчик… пусть старики чего-нибудь прихватят!

Через несколько минут Моня катил каталку, а Ноня на ходу сдирал с лежавшего на ней Иванова одежду.

– Эк вас, Илья Михалыч… а кровищи-та! – бормотал Ноня.

В мертвецкой на большом столе они раздели Иванова и начали зашивать рану.

– Ничё, Илья Михайлович, потерпите, ща ещё спирту… и последний стежок… ничё страшного, только одёжу всю попортили… – бормотал Ноня.

– Отстираем и дырки зашьём, – вторил ему Моня, – будет как новая.

Сорокин смотрел и внутренне содрогался: «А чего же меня не пырнули, а только толкнули…»

– Илья Михайлович, вы как? – спросил он следователя.

Иванов был в сознании и даже казался бодрым.

– Ну что вы, скоторезы, скоро уже? Больно ведь! Что вам, Михал Капитоныч?

– Кажется, я знаю, кто это!

Через две недели Иванов начал ходить. Помог Серёжа Серебрянников. На следующий день после происшествия, по просьбе Сорокина, он осмотрел рану, похвалил Моню и Ноню и прописал лекарства. Моня и Ноня отстирали и отгладили одежду, и сегодня Иванов сидел в кабинете. Они уже много раз обсудили то, что произошло.

– Самое главное – притом, что мы всё знаем, – нет никаких зацепок, кроме Доры, но она уже, скорее всего, в проруби и плывёт по Сунгари в сторону России, куда, кстати, не собиралась. И сопровождают её сомы и всякая другая трупоядная рыбёха! А этот ваш Митька, Плющ-овощ, Огурцов… не промах мужичок-то, если вы правы в ваших предположениях!.. Вот где солдатский фронтовой опыт пригодился… только вот промахнулся он! Явно хотел в печень, а вас пожалел, а? И не убил, и поджёг понарошку! Чувство он к вам имеет какое, так, что ли?